Здесь стоит отметить характерную особенность эволюции кочевых племён и их государственности на завоёванных оседлых территориях. В тех ситуациях, где была возможность для сохранения кочевого образа жизни, там государственная монополия на насилие опиралась на военные ополчения племён. К примеру, такая ситуация была на территории исторических Ирана и Средней Азии, где крупные оазисы располагались непосредственно рядом со степными территориями. Здесь было возможно проживание кочевых племён и сохранение ими привычного образа жизни.
В этом случае кочевое ополчение соответствующего племени доминировало над соседним с ним оазисом. Во время существования сильного государства такое племя действовало в его интересах. Так было в монгольских государствах ильханов в Иране и улусе Чагатая в Средней Азии. В то же время, при ослаблении центральной власти племя начинало действовать в собственных интересах. Отсюда происходило усиление самостоятельности племён, что вело к созданию ими собственной государственности. Например, государство Джелаиридов в Иране, или государства Тимуридов, которое выросло из власти племён барлас и каучин над среднеазиатскими оазисами в момент кризиса улуса Чатагая.
Если же таких условий не существовало, то есть внутри государства не было естественных возможностей для сохранения кочевого образа жизни, тогда завоевавшие оседлые территории кочевники выступали в качестве служащих в составе военных структур, обеспечивающих осуществление монополии на насилие. В таком случае у государства, пусть даже его возглавляли выходцы из кочевого племени, не было потребности в сохранении таких племён.
Весьма показателен пример сяньбийского племени тоба, которое завоевало Северный Китай в V веке. Основатель династии Тоба Гуй «уничтожил конфедеративную организацию своего народа. Большинство кочевников тоба и других были зачислены в состав военных подразделений, находившихся на государственной службе. Были определены земли, на которых им следовало обосноваться и создать свои поселения-гарнизоны. Кочевать запрещалось» [29]. Похожая ситуация складывалась после сельджукского завоевания в Передней Азии. «Опасаясь беспокойного элемента в своих государствах, Сельджукиды и Османы сознательно дробили, разъединяли территориально и разбрасывали кочевые племена, превращали их в обычных эксплуатируемых подданных, отправляли в пограничные районы, поощряли оседание на землю. Дело дошло до того, что кочевники в завоёванных их предками государствах превратились в приниженный слой населения» [30]. Это происходило, с одной стороны, потому, что государству не нужны были конкуренты на осуществление власти, а организованное племя, несомненно, выступало в качестве такого конкурента. С другой стороны, для государства основную ценность представляли налогоплательщики, в качестве которых в аграрных государствах выступали земледельцы. Соответственно, государству теоретически нужны были все земли, где было возможно оседлое земледелие.
В этой ситуации не было смысла размещать кочевые племена внутри оседлых территорий, сокращая таким образом количество налогоплательщиков. Поэтому кочевых племён не было, например, внутри Китая во времена монгольской империи Юань, на землях русских княжеств в период Золотой Орды, в Индии в моменты её завоевания кочевыми племенами. В Китае выходцы из кочевых племён главным образом состояли на службе в военных гарнизонах, расположенных на основной земледельческой части территории страны. В Индии моголы и чагатаи, а также кочевые пуштуны находились на военной службе у империи Великих Моголов. В то время как в отношении русских княжеств, зависимых от монгольского государства улуса Джучи, использовался внешний военный контроль.
Хотя, безусловно, имели место и случаи подавления кочевниками земледельческой активности с целью расширения территорий для кочевого скотоводства. Самый показательный пример — вторжение арабских кочевых племён Бану-Хиляль и Бану-Сулейм в Магриб в XI веке, известных как хилялийское нашествие. «Хилялийское нашествие было, наверное, самым крупным событием всего магрибского средневековья. Оно в значительно большей степени, чем мусульманское завоевание, преобразило Магриб на многие века» [31]. С этим вторжением связано резкое сокращение земледельческих ареалов в Северной Африке. Несомненно, что такая ситуация связана с преобладанием хозяйственных интересов указанных арабских кочевых племён над государственными. Для них получение земель под ведение традиционного скотоводства представлялось более выгодным, чем получение доходов от регулярного налогообложения податного населения.
Здесь стоит ещё раз обратить внимание на отсутствие в кочевом обществе государственной монополии на насилие, что вело к отсутствию податного сословия в том понимании, которое имело место в оседлых государствах. Соответственно, не было подавления податного зависимого населения со стороны государства или уполномоченным им лиц ради выполнения им достаточно обременительных обязательств. В оседлых обществах это ограничивало свободу действий податного населения и концентрировало его на выполнении однообразных функций, что вело к низкой степени самостоятельности его представителей. Выходцы из оседлых обществ, которые постоянно находились под давлением со стороны государства, которое требовало от них выплаты налогов и выполнения многочисленных обязанностей, не имели свободы действий и свободы выбора.
В то время как однородность социальной структуры кочевого общества, отсутствие принуждения к труду, а также сохранение функции племенного ополчения, что требовало от каждого мужчины быть воином, формировали у кочевников специфические навыки. В первую очередь они способствовали развитию военных способностей. Соответственно, имели значение индивидуальные навыки каждого воина, что обусловило высокий уровень самостоятельности. Но при этом в кочевых племенах преобладали общинные принципы организации. В результате кочевники сочетали качества, как общинные, что было связано с их лояльностью общине и племени, так и индивидуальные, которые были обусловлены необходимостью выполнять военные функции.
Именно данные навыки на протяжении длительного периода времени играли важную роль в том, что выходцы из различных кочевых племён играли большую роль в армии и политике многих стран Востока. Причём это было характерно и для тех ситуаций, когда не происходило завоеваний кочевниками оседлых территорий. Формы привлечения выходцев из кочевых обществ на службу в оседлых восточных государствах были весьма разнообразными. Это могли быть наёмники, как в Хорезме [32] или Хазарском каганате. Это могли быть приобретённые на невольничьих рынках рабы, которые потом становились гулямами-воинами, как в Египте, государствах Абассидов, Саманидов, Газневидов, Делийском султанате, мусульманских государствах Испании и многих других.
Общим было то обстоятельство, что государствам на Востоке были нужны уже готовые воины, обладавшие соответствующими навыками для службы в армии. В то время как подавляющее большинство населения оседлых государств Востока составляли именно представители податного сословия, многие поколения находившиеся в состоянии зависимости и под серьёзным государственным давлением. В ситуации, когда главную военную силу стран Востока составляли конные армии, для службы здесь были в первую очередь необходимы особые навыки, проще было привлечь для этого выходцев из кочевых племён, которые такими навыками обладали.
Специфика многих централизованных оседлых государств на Востоке