– И вы её простили.
– А у меня был выбор?
– Мы оба знаем, что да.
– Мы оба знаем, что нет, Феликс, – не согласился профессор. – Вы отвергаете мои человеческие качества, потому что я вам неприятен. Но мне незачем лгать, ведь я не сознаюсь, не диктую вам признание, мы просто разговариваем. По факту, вы удовлетворяете своё любопытство, не более того. А удовлетворяет его больной старик, которому осталось жить совсем немного. И обстоятельства таковы, Феликс: Дарина мертва, Карина отправится в тюрьму за её убийство, Тая мертва, Гриша мёртв. И теперь скажите: для чего мне лгать? Я не собирался наказывать Таю, у меня и в мыслях этого не было. И не могло быть, потому что Тая, вольно или невольно, реализовала мою мечту: я всегда хотел опубликовать эти книги. В итоге я их сжёг, но хоть одна увидела свет.
Мог ли старик просчитать поведение Таисии? Мог. Но мог ли, просчитав и увидев, что Таисия похитила одну из книг, не мешать ей? Тоже мог: чтобы удовлетворить своё эго, чтобы вывести многолетнюю игру на новый уровень. И что тогда произошло на самом деле, можно узнать лишь с нынешних слов профессора. Других источников информации нет.
Да и не было.
– Кто убил Павла Русинова?
Вербин догадывался, каким будет ответ, но хотел услышать его от Пелека.
– Дарина.
– Зачем?
– Это же очевидно, Феликс, она хотела подставить Таю.
– Зачем?
– Дарина ненавидела Таю, – рассказал старик. – Дело в том, что бедная девочка сама мечтала написать книгу, и это желание стало ещё одной причиной, по которой Дарина приняла моё предложение. Когда мы работали над романом, она расспрашивала меня о нюансах литературного письма, как нужно выстраивать сюжет, как работать с персонажами… Потом отправилась на курсы. Даже, кажется, не на одни, стала общаться с людьми из литературной тусовки, завела интрижку с каким-то редактором. Или издателем.
– С Сергеем Блиновым?
– Да. – Пауза получилась недлинной, но заметной. Пелек прекрасно знал, кто такой Блинов, но намеренно упомянул его в уничижительном ключе. – Он.
– Кто его убил?
– Гриша. А пока Гриша караулил тело, чтобы его не нашли раньше времени, Дарина сходила в квартиру и забрала ноутбук. Потом вернула ключи в карман Блинова.
– Что было в первом варианте рукописи?
– Поскольку это был мой роман, главный герой был напрямую списан с меня. Плюс там были эпизоды, отсылающие к прошлым Ночам, и несколько хоть и завуалированных, но для внимательного взгляда очень точных указаний на меня. Тая даже не подумала ничего замаскировать, но, на наше счастье, Блинову не понравились ни мой возраст, ни внешность. Он нас спас. За это мы его убили.
– А велосипед?
– Дарина не скрыла от меня, что убила вашего друга. Велосипед она сначала спрятала в надёжном месте, но я приказал поменять накладки на руль – взять с велосипеда Таи, и подкинуть вам. Ход моих мыслей был прост: у Таи непробиваемое алиби на ночь убийства, опровергнуть его вы не сможете, убедитесь, что Таю подставляют, и начнёте искать того, кто это делает. – Короткая пауза. – Только не говорите, что у меня не получилось.
– У вас получилось, Михаил Семёнович, – подтвердил Вербин.
– Вот видите.
Они помолчали, а затем Феликс негромко спросил:
– Михаил Семёнович, ответите на очень личный вопрос?
– Я слушаю.
– Если вы действительно любили Таисию, то почему заставили её убивать?
из романа «Сквозь другую ночь»
«Хотите знать, как всё было на самом деле?
Было страшно.
Стало страшно в то мгновение, когда я осознала, что Регент не шутит. Что он, опытный, хладнокровный убийца, предлагает мне стать такой же. Нет, не так: он предложил проверить, смогу ли я стать такой же, как он – хладнокровной убийцей? И отказаться нельзя, потому что по тому, как Регент вёл разговор, стало ясно, что отказ приравнивается к провалу переговоров. И это при том, что он поделился самой главной своей тайной, той, которая составляет его жизнь. А такие тайны не выдают под обещание „Я никому ничего не скажу“, такие тайны доверяют только равному, тому, на ком тоже есть кровь. Или будет кровь, которая станет доказательством того, что человек заслуживает доверия. Все остальные хранители главной тайны могут быть только мёртвыми.
При этом Регент был достаточно умён, чтобы избегать прямых угроз. Он не давил, не включал „жёсткого переговорщика“, а он, поверьте, отлично умеет это делать, он мягко и аккуратно вёл разговор к нужному финалу. Не знаю, как прошло с другими, я при тех беседах не присутствовала, но меня Регент увлёк с трудом.
И он это понял.
Регент выбрал для меня самую простую цель: случайного прохожего. За этой жертвой не нужно было следить, не требовалось подбираться к ней, сближаться с человеком, которого предстоит убить, чего я не смогла бы сделать – я поняла это сразу. И он это понял. И рассказал, что обязательно готовит страховку на тот случай, если с какой-нибудь из жертв что-то пойдёт не так: она заболеет, уедет в гости, сядет на диету или же случится что угодно ещё, причём в самый последний момент, что помешает взять её в эту Ночь. Регент приказал подобрать место, в котором можно встретить жертву в столь позднее время, и рассчитать маршруты, которые помогут незаметно оказаться там и столь же незаметно уехать…
…
…я приехала к Регенту в шесть вечера. Он уже отпустил прислугу, остался один и напомнил мне паука. Жирного, страшного паука, который сплёл паутину и теперь подрагивает в предвкушении жертвы. Жертв…
Он усадил меня рядом, перед большим монитором и произнёс:
„Ночь начинается, Тая… Та самая Ночь…“
Я в первый и последний раз видела Регента преобразившимся настолько, что он перестал быть похожим на себя. И даже, пожалуй, на человека. В каком-то фильме режиссёр показал, как меняется вампир, наполняясь чужой кровью, как из бледной, покачивающейся тени он обращается в полного сил хищника, готового жрать жизни снова и снова. И в то мгновение я видела то же самое: каждая минута Ночи наполняла Регента силой. Он был не просто возбуждён, а преобразился настолько, что иногда мне казалось, что он вот-вот подскочит с кресла и запрыгает по комнате. И хотя отчёты моих друзей были коротки и завуалированы, например: „Папочка, я закончила и еду домой“,