– Вы уверены?
Феликс приготовился услышать очень грязный ответ, а увидел очень добрую улыбку. И понял, что все они: и Карина, и Дарина, и Тая, вспоминают тот период своей жизни с необыкновенной теплотой и ничто из того, что случилось потом, его не перечеркнёт и не запачкает. Те дни стали для них самыми счастливыми в жизни.
– Любящих людей видно издалека, – мягко рассказала Карина. – Настоящую любовь не скрыть, потому что она постоянно проявляется: в прикосновениях, взглядах, коротких фразах, в том, как естественно люди ухаживают друг за другом… Мелочи, язык тела… Их невозможно контролировать постоянно, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю и так на протяжении многих лет. А именно в них и проявляется истинное отношение людей друг к другу. А ещё очень хорошо заметно, когда люди целуются. Причём внезапно: один вдруг захотел проявить нежность, а второй устремился навстречу, не потому что ждёт, а потому что всегда готов к нежности первого и с радостью на неё отвечает. Или лёгкое касание, когда проходит мимо. Вы когда-нибудь наблюдали за поведением человека в компании? Казалось бы, все веселы, все расслабленны, она одна, сейчас я говорю о Тае, в окружении мужчин, возможен даже лёгкий флирт, а потом входит Володя – он опоздал к началу вечеринки, и сразу видишь, как меняется Тая. И оказывается, что она может быть ещё более весёлой, энергичной, радостной – потому что он пришёл. И её тело устремлено к нему. Они не стоят обнявшись посреди праздника, но видно, что она абсолютно направлена на него. Ни на кого больше. А он – только на неё. Это невозможно подделать, товарищ майор. Я ненавижу Таю всей душой, но я не стану лгать о них, об этой паре, которая погибла восемь лет назад. Наверное, в память о Володе. Разумеется, Тая понимала, что любит очень богатого мальчика, но она абсолютно точно, а главное – по-настоящему любила Володю. Что же касается дальнейшего… – Карина медленно покрутила по столу чашку, раздумывая, стоит ли продолжать. Но решилась. – Михаил Семёнович всерьёз подумывал о суициде, и его можно понять: он своими руками убил единственного сына. Мы это понимали и не оставляли его ни на секунду. По очереди дежурили. Наши слова, наша поддержка, наше тепло… Это много, но я не думаю, что мы смогли бы его спасти.
– Даже так?
– Поверьте – так. А потом мы заметили, что Михаил Семёнович начал оживать, начал шутить. Начал напоминать себя, каким мы его знали до той чудовищной катастрофы. Потом всё открылось… Тая вернула Михаила Семёновича, и не вижу ничего дурного в том, если он за это оставит ей своё состояние. Он обязан ей каждым днём из последних восьми лет. И к тому же Тая искренне и беззаветно любила его сына.
– Почему они не поженятся?
– Этого я не знаю, спрашивать у них не буду, а выдумывать не хочу. – Карина помолчала. – Вы удовлетворены?
– Вполне.
– Теперь ваша очередь. – Очередной взгляд на часы.
– Да, я помню. – Вербин закончил делать пометки и закрыл записную книжку. – Карина Максимовна, когда я сказал, что появилась новая информация, я не имел в виду, что появились подозреваемые. Или подозреваемый в убийстве Вениамина. Но это, надеюсь, пока.
– И я надеюсь.
– Информация, которую я вам расскажу, не новая, просто в своё время эксперты, учитывая обстоятельства смерти Вениамина, не сочли её важной. Вы знали, что у него был Альцгеймер?
Последовавшая за вопросом пауза стала прекрасным ответом на вопрос Вербина. Как и выражение лица Карины, за которым Феликс внимательно наблюдал.
– Что? – Она при всём желании не могла скрыть, что ошеломлена.
– У Вениамина был Альцгеймер, причём в достаточно развитой стадии.
– Вы уверены? – прошептала она.
– Абсолютно. – В действительности у него просто были основания так считать, но Феликс не мог ответить иначе.
– Как вы узнали?
– По моей просьбе, результаты вскрытия проанализировал один из наших лучших специалистов.
– Веня знал?
Феликс поднял брови.
– Ах, да… – Она закусила губу. Очень крепко. Словно хотела её откусить. – Мы этого никогда не узнаем.
– Эксперт предполагает, что Вениамин не мог не ощущать симптомы, – очень проникновенно произнёс Вербин. – Я хотел узнать об этом у вас, Карина Максимовна, но теперь не спрошу, потому что ответ очевиден.
– Да, я ничего не знала. – Её пальцы перестали дрожать. – То есть Веня умирал?
– Медленно превращался в овощ.
– Да, это другое, это совсем другое. Он бы перестал узнавать окружающих, ведь так? Стал бы абсолютно беспомощным… – Пальцы дрожать перестали, но голос срывался. А на идеально подведённых глазах выступили слёзы. – У него такое случалось, он забывал… Я ему даже как-то выговаривала, понимаете? Я ему выговаривала. А он улыбался. И молчал. Я не злилась, правда, просто у меня такой характер, я выговаривала, но не злилась, а он молчал. Может, он тогда заблудился? Может, поэтому приехал не туда? И увидел там то, чего не должен был видеть? Может, он и с Таей…
Больше Карина сдерживаться не могла: закрыла лицо руками и разрыдалась в голос. В громкий, очень тоскливый голос.
* * *
«Увези меня!»
Гриша понимал, что слышит не каприз, а стон или даже крик. Крик о помощи. Что слышит максимум искренности, на который способна Карина, учитывая её воспитание и характер. И ещё Гриша знал, что получил бы всё, о чём говорила молодая женщина, и даже больше – благодаря её воспитанию и характеру. Она бы до конца жизни считала, что он спас её, была бы благодарна и никогда не предала. Гриша знал, что Карина стала бы ему идеальной женой и в какой-то момент едва не сказал: «Да!» Потому что понимал, что лучшего предложения ему никогда никто не сделает. Что, наплевав на всё, он всё получит. Знал… Но ещё он знал и честно об этом сказал, что «всё», на что ему придётся наплевать – это изрядный кусок его жизни. Годы в нелюбимом городе, посвящённые ублажению искалеченного старика. Погоня за самым главным в жизни призом, за миллионами, которые ни в коем случае нельзя было потерять. Гриша так привык к ощущению близости огромных денег, которые вот-вот, через месяц или полгода, он заполучит в своё полное распоряжение, что слово «Да» умерло, даже не родившись в его голосовых связках.
Он знал, что на этом всё будет кончено. И, чтобы не испытывать сожаления, соврал себе, что Карина сломалась. Что её истерика – признак того, что прежней, абсолютно уверенной в себе женщины больше не существует. И нет смысла помогать тому, кто не сумел пройти сквозь