Возможно, мистер Труми знал об этих переменах, но Сынок — нет. Это Сынок, нехороший мальчик, пытавшийся исправиться, создал остров Норт-Гардиан…
И это Сынок был владельцем своего поместья и всего, что там находилось, включая Кэтрин Пендер.
— Кэтрин, — хрипло позвал Гаррик, — если ты меня слышишь, отзовись!
А все казалось так просто. Средством, которое поколебало бы навязчивую идею Труми, мог послужить плюшевый мишка; дать ему плюшевого мишку — или костюм плюшевого мишки, изготовленный ночью на фабриках Фишермен-Айленда, с девушкой по имени Кэтрин Пендер внутри, — и пусть он услышит от того, кому мог бы довериться, долгожданную весть о том, что больше не надо выбиваться из сил, что принудительному потреблению положен конец. Внушение могло помочь, но только при условии, что Труми захочет слушать.
— Кэтрин! — кричал Роджер Гаррик, пробегая через зал с зеркалами и статуями. Поскольку, если Труми не захочет слушать, если Гаррик ошибается, и плюшевый мишка не был ключом…
Ну что ж, в этом случае плюшевый мишка будет для Труми лишь роботом. А Труми с удовольствием их уничтожал.
— Кэтрин! — крикнул Роджер Гаррик, с топотом проносясь через молчаливый дворец.
И наконец он услышал… По крайней мере, это был голос — и к тому же голос девушки. Гаррик находился перед залом с фонтаном и погруженными в молчание роботами-женщинами, неподвижно глядевшими на него. Голос доносился из маленькой комнатки. Он подбежал к двери.
Это была именно та дверь.
За ней лежал Труми, четыреста фунтов сала на мраморном ложе, покрытом матрасом из пенной резины, положив раскормленную голову на колени… плюшевого мишки. Вернее, Кэтрин Пендер в костюме плюшевого мишки, сидевшей вытянув перед собой негнущиеся ножки и неловко поглаживая его толстыми лапками. Она разговаривала с ним — мягко, успокаивающе. Она говорила о том, что он уже достаточно съел, достаточно использовал, что он потребил столько, что заслужил всеобщее уважение и может больше не потреблять.
Сам Гаррик не сделал бы этого лучше.
Это было сказочное зрелище — ребенок, которого успокаивает его собственная игрушка. Но это зрелище не слишком соответствовало окружающей обстановке, поскольку сераль был раскрашен в бледно-фиолетовый и розовый цвета, и всюду висели фривольные картинки.
Сынок Труми повернул вздрагивающую голову и искоса посмотрел на Гаррика. В его маленьких испуганных глазках уже не было беспокойства.
Гаррик отступил назад.
Пока он здесь не нужен. Пусть Труми немного отдохнет, как не отдыхал уже многие годы. Потом психолог подключится там, где девушка уже не поможет; но пока что Труми, наконец, отдыхал.
Мишка поднял взгляд на Гаррика, и в его голубых глазах, принадлежавших девушке по имени Кэтрин, Гаррик заметил тень триумфа и сочувствия.
Гаррик кивнул и вышел, чтобы убрать роботов с Норт-Гардиан.
Сынок Труми держал голову на коленях плюшевого мишки. Мишка мягко разговаривал с ним, так мягко.
— Не беспокойся, Сынок, — мурлыкал он. — Не беспокойся. Все хорошо. Все хорошо.
Да, и в самом деле было так. Уже прошло, посчитал Сынок частью своего острого, как бритва, ума, который никогда не отдыхал, уже прошло почти два часа с тех пор, как он ел последний раз. Два часа! И он чувствовал себя так, словно мог выдержать еще час, а может, и два. А может… а может, вообще сегодня больше не есть. Может, даже научиться питаться три раза в день. Или два. Или…
Он возбужденно подпрыгнул — насколько были в состоянии подпрыгнуть четыреста жирных фунтов — и снова прижался к теплой, мягкой шубке плюшевого мишки. Как это было приятно!
«Тебе не надо столько есть, Сынок. Не надо столько пить. Никто не будет за это на тебя сердиться. Твой отец не будет сердиться, Сынок. И твоя мать…»
Приятно было слушать плюшевого мишку. Это его усыпляло. Как великолепно усыпляло! Это так отличалось от того, что знал Сынок Труми последние полтора десятка лет, когда удавалось заснуть лишь с помощью снотворного. Это действовало так усыпляюще…
И ему действительно хотелось спать.
И в конце концов он заснул. Заснул весь. Заснули не только четыреста фунтов жира и маленькие свиные глазки, но даже острый, как бритва, разум Труми, который обитал в необъятном, неуклюжем теле.
Он тоже спал.
Он не спал все эти двадцать лет.
Мечи и орала
1После того, как старина Джек Тайг завоевал страну…
(О, ну сколько можно, я ведь вам эту историю уже рассказывал! Хватит меня изводить! Вы и сами прекрасно все знаете: и про Великий Поход из Пунгз-Конерз на Пентагон; и как честный Джек Тайг, Отец Второй Республики, с дробовиком и пистолетом двадцать второго калибра в руках взял верх над вооруженными силами величайшей страны мира. И хватит ныть!)
В общем, после того как Тайг завоевал Америку, жизнь некоторое время шла своим чередом, вполне неплохая.
Да, милое было времечко! Приятно вспомнить! Джек Тайг перевернул мир, перекроил заново. Запасся кофейником крепчайшего кофе, просидел всю ночь в своей комнате — в Линкольновском кабинете, так его в то время называли, а теперь помещение больше известно как Спальня Тайга, — всю ночь писал, строчил не покладая рук, и, когда слуги с тревогой заглянули в кабинет на следующее утро, дело было сделано: «Билль о Злоупотреблениях» лежал на столе.
Поглядим, помните ли вы все Злоупотребления. Их ведь в школе