1. Первое Злоупотребление, с которым мы обязаны покончить: насильственная продажа товаров. В дальнейшем никто никогда продавать товары не должен. Торговцы имеют право разрешить своим клиентам приобретать понравившиеся товары.
2. Второе Злоупотребление, которое мы обязаны искоренить: реклама. Все рекламные щиты немедленно сносятся и уничтожаются. Журналы и газеты имеют право публиковать платные объявления, отводя им не более одной четвертой дюйма на страницу — и без иллюстраций.
3. Третье Злоупотребление, которое мы обязаны искоренить: использование радио и телевидения в коммерческих целях. Всякий, посягнувший на свободный Божий эфир, с целью всучить публике предлагаемые товары или услуги, объявляется врагом всех народов и наказуется ссылкой в Антарктику. По меньшей степени.
Да это же был воистину рецепт Золотого Века! Так оно и было, и народ возрадовался необычайно.
Кроме… ну, в общем, оставалась проблема подземных фабрик.
Например, жил-был джентльмен по фамилии Коссетт. Звали его Арчибальд, но вы не напрягайтесь, это вам запоминать нет нужды; у жены его желудок был крепкий, как железо, но даже она звала супруга не иначе как Билл, потому что полное имя — это для нее было немного чересчур. Было у них трое детишек, мальчиков, звали которых Чак, Дэн и Томми, и миссис Коссетт полагала, что семья их вполне состоятельная.
Однажды утром она сказала супругу следующее:
— Билл, здорово все-таки Честный Джек Тайг навел порядок, ведь правда? Помнишь, как раньше было? Помнишь? И как мы… кстати, ты ничего не заметил?
— У гм? — переспросил Коссетт.
— Завтрак, твой завтрак, — подсказала Эсси Коссетт. — Как тебе сегодняшний завтрак, Билл?
Билл Коссетт мутными глазами взглянул на свой завтрак. Апельсиновый сок, поджаренный хлеб, кофе. Он тяжко вздохнул.
— Билл! Я тебя, кажется, спрашиваю! Тебе понравился завтрак?
— Я ведь завтракаю, по-моему, или нет? Или ты когда-нибудь готовила что-то другое?
— Нет, милый, никогда, — нежно проворковала супруга. — Каждое утро я подаю одно и то же. Но разве ты не заметил, что хлеб не подгорел?
Коссетт послушно прожевал кусочек.
— Превосходно, — прокомментировал он.
— И кофе сносный. И апельсиновый сок.
Коссетт сказал раздраженно:
— Эсси, сок потрясающий. Этого я не забуду до конца своих дней!
— Билл, с тобой утром невозможно поговорить! — вспыхнула миссис Коссетт. — Ты тут же срываешься и…
— Эсси! — заорал супруг. — Я почти не спал всю ночь! — Он одарил ее убийственным взглядом. Да, этот еще молодой мужчина, приятной внешности, заботливый отец и кормилец семьи, явно дошел до ручки. — Я глаз не смыкал! Всю ночь ворочался с боку на бок, с боку на бок, потому что у меня проблемы, проблемы, проблемы! Прости, я сожалею! — выкрикнул он: пусть только попробует не принять извинений.
— Но я только…
— Эсси!
Миссис Коссетт была оскорблена в лучших чувствах. Губы ее жалобно задрожали. На глаза навернулись слезы. Муж, заметив признаки надвигающейся беды, признал поражение.
Он бессильно опустился на стул, а жена робко произнесла:
— Я просто хотела, чтобы ты заметил — завтрак приготовлен как следует. Но ты стал такой нервный, Билл, я… я, — поспешно добавила она, — я хочу сказать, ты помнишь, как было раньше, до того, как Джек Тайг нас освободил? Каждый месяц появлялся новый тостер с автоматическим выбросом ломтиков, и, бывало, для каждого ломтика приходилось настраивать тостер отдельно, чтобы ломтик получался «идеально-поджаристым», а бывало, что тостер настраивался с помощью «Магического Рубинового Светлячка» — только загорится огонек, как раз — и готов поджаристый кусочек. Помнишь? Кофеварка, которую ты купил в июне, варила кофе только из грубого помола, а в сентябре появилась новая, и она протекала? А теперь, — воскликнула она со счастливым видом, позабыв обиду, — а теперь я уже полгода пользуюсь одними и теми же приборами! Я успела привыкнуть к ним, научилась правильно ими управлять! И если захочу, то заменю их в точности такими же моделями! Ах, Билл! — Она всплакнула, не справившись с нахлынувшими чувствами, — ведь раньше, до Джека Тайга, разве то была жизнь?
Муж, с грохотом отодвинувшись от стола вместе со стулом, некоторое время в молчании рассматривал супругу. Довольно долго.
Потом поднялся, потянулся за шляпой, простонал:
— Приятного тебе аппетита! — И умчался прочь, в свое бюро.
Вывеска на здании бюро гласила: «А. КОССЕТТ и Компания. Продажа автомобилей марки „бьюик“.
По пути в свой магазин, Коссетт рыдал всю дорогу.
Не расстраивайтесь из-за бедняги Коссетта; в те денечки он далеко не был исключением. Многим приходилось так же несладко. Хотя оказаться в шкуре старины Коссетта — вещь печальная, что и говорить.
Он добрался до своей дилерской конторы и хотел было еще немного повсхлипывать, но разве возможно подобное на глазах у собственных служащих? Стоит проявить секундную слабость — и все они забьются в истерике.
И без того главный продавец магазина Гарри Быкк, — пребывал в состоянии перманентного транса. Он закуривал сигарету за сигаретой, делал одну затяжку, потом аккуратненько, рядышком друг с дружкой» выкладывал сигарету за сигаретой вдоль края большой круглой стеклянной пепельницы, словно спицы колеса. Он не замечал, что делает. Глаза его, ничего не выражающие, были устремлены на пепельницу, которая, без сомнений, представлялась его остекленелому взгляду дымящейся пропастью, ведущей в преисподнюю.
Когда вошел босс, Гарри вскинул голову.
— Шеф! — вскричал он трагическим голосом, — они прибыли! Новые модели! Я десять раз звонил в офис в Спрингфильде за это утро, клянусь вам, но ответ один и тот же.
Коссетт глубоко вздохнул. Ситуация требовала мужества и выдержки. Он обязан показать себя настоящим мужчиной.
Он гордо выставил подбородок и сказал абсолютно спокойно:
— Значит, они не собираются отменять заказ?
— Они утверждают, что не в состоянии, — выдохнул Гарри Быкк и печальными глазами усопшего посмотрел на демонстрационный зал, где яблоку не было где упасть. — Пещеры подымают квоты. Шестнадцать дополнительных машин, —