– Идем, – повторил Дагмер.
Подхватил меня под локоть и повлек за собой.
Внутри дом выглядел еще хуже, чем снаружи.
Воздух был неподвижным и затхлым, в нем отчетливо улавливались неприятные нотки какой-то гнили. Свет из щелей между ставнями лениво пробивался сквозь пыль, рисуя на полу полоски света.
Паркетные доски опасно прогнулись под первым же моим шагом.
– Осторожнее, – предупредил Дагмер.
Кивком показал на провал в полу, края которого вздулись острыми шипами старого дерева.
Да уж. Эдак ступишь неаккуратно – и ногу себе сломаешь ненароком.
Я опасливо повела головой из стороны в сторону, изучая обстановку. Мало ли какие еще опасности нас тут могут поджидать.
Стены просторной прихожей были обшиты темными панелями, теперь потрескавшимися и облезлыми. Картины, некогда висевшие вдоль коридора, либо исчезли, либо висели криво, словно их срывали в спешке. Портрет матери валялся на полу, и было такое чувство, что кто-то в бессильной злобе топтал его грязными сапогами.
Тщательно выверяя каждый шаг, я подошла к нему и подняла. Прислонила к стене, стараясь не глядеть на замазанное сажей лицо. В сердце словно вонзилась тупая игла боли.
– Это твоя мать? – негромко спросил Дагмер.
Он стоял чуть поодаль, внимательно наблюдая за каждым моим движением.
– Да, – глухо ответила я.
Провела рукой по полотну. Художник постарался на славу. Мать на этом портрете выглядела именно такой, как я ее запомнила. Длинные светлые волосы разметались по плечам. На губах – мягкая улыбка, а зеленые глаза наполнены внутренним теплым светом.
– Вы очень похожи.
Я промолчала. И вдруг с коротким изумленным вздохом одернула руку.
По картине пробежали серебряные искорки какого-то заклинания. Они бережно убрали пятна, и потускневшие было от времени краски заиграли как новые. Трещины на раме исчезли без следа. И даже позолота опять вспыхнула так ярко, как будто ее только что нанесли.
– Я думаю, портрет мы заберем с собой, – проговорил Дагмер, когда я обернулась к нему. – Он будет прекрасно смотреться в библиотеке. Или в твоей спальне. В любой комнате дома на твой выбор.
– Спасибо, – тихо поблагодарила я.
Дагмер слабо улыбнулся мне. Затем перевел взгляд в арку, за которой начиналась гостиная, и помрачнел.
Я подошла к нему ближе. С любопытством посмотрела в том же направлении.
Гостиная – просторное помещение с высоким потолком и камином, когда-то украшенным мраморной облицовкой – представляла собой не менее печальное зрелище, чем прихожая. Теперь камин был забит мусором: обрывки бумаг, осколки посуды, какие-то потемневшие тряпки. Запах гнили усилился. Так и тянуло выскочить прочь из дома и полной грудью вздохнуть свежего воздуха.
– Ничего не понимаю, – пробормотала я. – А где Мариам? Где все слуги? Почему отец остался совсем один?
– Давай спросим у него, – предложил Дагмер.
Опять взял меня за руку и потянул в сторону лестницы, ведущей на второй этаж.
После короткого подъема Дагмер остановился. Наморщил лоб, как будто желая понять, куда нам идти дальше.
– По-моему, отец кричал нам из окна своего кабинета, – поторопилась я сказать. – Это здесь.
И кивком указала на одну из закрытых дверей.
– Постой пока здесь! – негромко обронил Дагмер.
И было в его тоне что-то такое, от чего я буквально приросла к месту, не сделав ни малейшей попытки узнать, чем обусловлен такой приказ.
Дагмер тем временем скользнул к двери. Двигался при этом он абсолютно бесшумно, хотя я прекрасно помнила, какой скрипучий здесь паркет. На мгновение замер, чуть нахмурился, как будто пытаясь услышать, что происходит в комнату. Дернул дверную ручку.
Та, однако, не поддалась. Видимо, отец заперся изнутри.
«Или же кто-то запер его», – промелькнула мрачная мысль.
– Однако.
Я, скорее, прочитала это по губам Дагмера, чем услышала. Он немного помедлил и вдруг резко ударил чарами перед собой.
Громыхнуло настолько сильно, что с потолка посыпалась мелкая пыль побелки, а со стен обвалились куски штукатурки. А дверь… Дверь не просто распахнулась настежь, о нет. Ее вынесло заклятьем так, что петли вывернуло наружу, а сама она с оглушительным грохотом обрушилась на пол.
Сразу после этого наступила настолько всеобъемлющая тишина, что в ушах даже зазвенело. Я потрясла головой, гадая, не оглохла ли от такой какофонии.
– Так-то лучше, – услышала от Дагмера.
Тот стоял на пороге и обозревал кабинет. Затем повернулся и поманил меня указательным пальцем.
– Иди сюда, Хельга, – позвал меня.
Естественно, я немедленно рванула к нему. В свою очередь встала рядом и с превеликим любопытством принялась озираться.
Комната была погружена в сумрак. Только окно над письменным столом, давно не мытое и мутное от пыли, давало немного света, освещая контуры заваленного помещения. Документы, разорванные книги, разбитая чернильница, пустые графины. И посреди всего этого хаоса – мой отец, сидящий в каком-то драном облезлом кресле.
Очертания знакомой фигуры скрывала зеленоватая паутинка чар, которыми чуть ранее Дагмер обездвижил его. Но за слабым мерцанием я разглядела упрямое жесткое выражение, застывшее на лице отца.
О, мне было очень хорошо оно знакомо! Даже слишком хорошо. Именно так он сдвигал кустистые седые брови, когда сурово отчитывал слуг за малейшие провинности. И именно так кривил губы, когда ругался с матерью.
Судя по всему, доброго приема нам точно ждать не стоит. Впрочем, это было понятно сразу. Как только в нас полетел первый камень.
– Господин Биглс? – громко и четко спросил Дагмер. – Вы слышите нас?
Отец медленно моргнул. Перевел взгляд с окна на нас.
Я неуютно поежилась и с трудом подавила желание схватить Дагмера за руку. В глубоко посаженных глазах отца плескалась такая жгучая острая ненависть, что стало не по себе.
Дагмер тоже это заметил. С едва слышным