— С Фиделем придется говорить… — сдвинул брови Романов, — а у меня с ним отношения что-то не заладились…
— Могу взять переговоры на себя, — предложил Примаков, — у меня были хорошие контакты с ним.
— Хорошо… — задумался на пару секунд Романов, — если у собравшихся нет возражений против добавления Кубы к большой сделке, я могу прямо сейчас связаться с американским президентом… телефон горячей связи вот он, — кивнул он на одиноко стоящий в сторонке красный аппарат с гербом СССР вместо диска набора.
— Я согласен, — кивнул Воротников.
— Я тоже не против, — добавил Примаков.
— Сергея Леонидовича не спрашиваем, потому что это его идея… я звоню, да?
Глава 19
Консенсус относительно звонка был быстро достигнут, поэтому Романов связался с специальным офицером горячей линии Москва-Вашингтон, а тот буквально за десять минут обеспечил связь с Джорджем Бушем.
— Добрый вечер, мистер президент, — начал беседу генсек, — хотя у вас по-моему еще утро.
— Приветствую вас, мистер генеральный секретарь, — быстро ответил Буш, — а у нас действительно утро, десять часов по Атлантическому времени. Как поживаете?
— Спасибо, Джордж, — перешел на более короткое наименование собеседника советский лидер, — все неплохо для моего возраста. Давайте поговорим о деле…
— Я готов и очень внимательно слушаю вас, Грегори, — последовал его примеру Буш.
— По поводу так называемой Большой сделки, — после секундной паузы продолжил генсек, — которую в последнюю неделю так скрупулезно обсуждали наши министры иностранных дел.
— Да-да, я в курсе этого обсуждения…
— Так вот, Джордж советская сторона в принципе согласна со всеми вашими предложениями с одним дополнением…
— Каким именно, Грегори?
— Америка должна снять эмбарго на торговлю с Кубой… можно не целиком и полностью, я понимаю, что такой вариант не найдет поддержки в вашем Конгрессе, можно начать движение в этом направлении, скажем, в ближайший месяц.
— Боюсь, что вы правы, Грегори, и в этом вопросе я понимания Конгресса не встречу, — также после секундной паузы продолжил президент, — 28 лет все же эмбарго у нас стояло. Но двигаться в этом направлении я вам обещаю начать… это все ваши дополнения?
— Да, Джордж, больше советской стороне дополнить нечего…
— Тогда по рукам, мистер генеральный секретарь, — завершил разговор Буш, — ждем вас в Америке в скором времени.
— Ну и отлично, — Романов положил трубку и вытер пот со лба, — эту проблему мы, кажется, разрешили… а что там в Югославии происходит, есть какие-то известия на текущее время?
Сребреница
Землетрясение оказалось сильным, но непродолжительным — буквально через полминуты земля перестала дрожать и все вокруг пришло в свою обычную норму.
— Вот только этого нам не хватало, — в сердцах сказал Гойко, — сейчас, наверно, в крупных городах что-нибудь развалилось.
— А Сребреница это крупный город? — поинтересовался Игнат.
— В самом городе тысячи две жителей, если добавить пригороды, то десять примерно.
— В России такое называют поселок городского типа, — припомнил Игнат, — переходное звено между городом и деревней.
— Да, небоскребов там нет, — согласился Гойко.
— А что есть? В смысле кроме частных домов — больница там, школа, магазины…
— Да, все это имеется, — подтвердил Гойко, — а кроме этого здание управы на главной площади, там целых три этажа?
— Откуда ты это знаешь? — подозрительно сдвинул брови Мирослав, — ты же черногорец.
— Проезжал через нее пару раз — когда в Задар ехал, а потом обратно.
Минут десять троица шла без разговоров, а потом Мирослав не выдержал.
— Други, а одному мне кажется, что наше задание бестолковое и бесполезное?
— В армии приказы не обсуждаются, — напомнил ему Игнат, — а выполняются. Если не выполнишь, пойдешь под трибунал. Как уж там в присяге-то сказано… а если я нарушу ее, то пусть меня постигнет суровая кара закона, всеобщая ненависть и презрение народа.
— У нас немного по-другому, — согласился Гойко, — но смысл в принципе тот же… а вот развалится наша армия на национальные образования — и что тогда с присягой будет?
— Это называется форс-мажорное обстоятельство, — пояснил Игнат, — непреодолимой силы, значит… тогда суровая кара с презрением перестанут работать.
— Стоп, — поднял руку вверх идущий первым Мирослав, — движение на десять часов… множественное движение, ложимся.
И они быстренько приняли горизонтальное положение, расположившись уступом на каменистой почве.
— Что-то я ничего не видел и не слышал, — шепнул ему Гойко.
— Потому что ты боевой пловец, не егерь, — ответил Мирослав, — а под водой звуки распространяются плохо.
— Еще как хорошо они там распространяются, — горько усмехнулся Гойко, — особенно когда гранату взорвут недалеко от твоего погружения. Так кто там двигался-то?
— Большая группа людей, не меньше десятка, — сообщил Мирослав, — половина в военной форме… уходят от нас в сторону Биляча…
— Неплохо бы перекусить, — выдал свою сокровенную мысль Игнат, — а то на пустой желудок воевать сложно.
Они все вместе зашли за большой валун с подветренной стороны, уселись и открыли банки с тушенкой… она была советская, производства Ленинградского консервного завода, вся в заводской смазке.
— Слушай, друже, — спросил Гойко у Игната, утолив первый голод, — а вот скажи-ка нам, ты в Афганистане бывал?
— Ну допустим, — усмехнулся тот, — и что дальше?
— Правду говорят, что афганцы хозяйственное мыло едят? Варят его и потом на хлеб намазывают…
— Сам не видел, врать не буду, но рассказы такие слышал, да… — начал рассказывать Игнат, —