Я отношу на столик поднос с ужином, ставлю перед матерью тарелку и бокал, а затем сажусь напротив и придвигаю к ней столовые приборы.
Она рассматривает содержимое тарелки.
— Это ты приготовил?
— Да. Креветки в кокосовой стружке.
— И по какому поводу ты меня позвал? — интересуется она, разворачивая салфетку. — Это в качестве извинения за твои тщетные потуги заменить Джошу родителей? — Мать хохочет, как будто отмочила шутку, однако в пустынном зале ее смех не производит должного эффекта.
Встряхнув головой, она берет бокал и отпивает вина.
Хотя она провела с Джошем на двенадцать лет больше, чем я, готов поспорить, что я знаю его лучше. Может, и Джош знает меня лучше, чем она, пусть я и прожил с ней до своего семнадцатилетия.
— Какую еду я любил, когда был маленьким?
Она недоуменно глядит на меня.
Возможно, стоило начать с чего-нибудь попроще.
— Ладно. Какой у меня любимый фильм? — Тишина. — Цвет? Песня?
Я задаю еще несколько вопросов, надеясь, что хотя бы на один она ответит.
Без толку. Мать пожимает плечами и отставляет в сторону бокал.
— Какие книги нравятся Джошу?
— Вопросы с подвохом?
Я усаживаюсь поудобнее в попытке скрыть волнение. Мои нервы на взводе.
— Я растила вас обоих в одиночку, Атлас. У меня не было времени выяснять, что вы любите читать; меня волновало, как выжить. — Она роняет вилку, которую едва поднесла ко рту. — Вот черт!
— Я пригласил тебя не для того, чтобы огорчать. — Я делаю глоток воды и провожу пальцем по ободку стакана. — Мне даже не надо от тебя извинений. И брату. — Я пристально гляжу на нее, сам изумляясь тому, что готовлюсь сказать. Вообще-то я позвал ее по иному поводу, но эгоистичная причина, из-за которой я устроил встречу, — это одно, а гложет меня совсем другое. — Я предлагаю тебе возможность стать лучше как мать. Ради Джоша.
— А может, проблема в том, что он так себе сын?
— Ему всего двенадцать. Он такой, какой есть. И за твое отношение к нему не в ответе.
Мать почесывает щеку, затем обводит рукой зал.
— Что все это значит? Зачем ты меня позвал? Хочешь, чтобы я забрала его назад, потому что ты с ним не справляешься?
— Даже близко не угадала, — усмехаюсь я. — Я хочу, чтобы ты отказалась от родительских прав в мою пользу. Если не согласишься, я подам на тебя в суд, и мы оба потратим столько денег, сколько тратить не хотелось бы. Тем не менее я готов на это пойти. Если потребуется, я выложу всю нашу историю судье, и тебя на год отправят на исправительные курсы для родителей, которые, как мы оба понимаем, ты не горишь желанием посещать. — Я наклоняюсь вперед и складываю пальцы домиком. — Я хочу стать законным опекуном брата, но это не значит, что я прошу тебя исчезнуть. Вовсе нет. Меньше всего мне надо, чтобы он взрослел, считая, что его не любит родная мать. Как когда-то взрослел я.
Саттон ошеломленно молчит. Я беру вилку и как ни в чем не бывало принимаюсь за еду, пока мать тщетно подыскивает оскорбления и угрозы.
— Каждый вторник я буду устраивать тут семейные ужины. Ты, разумеется, приглашена. Уверен, Джош будет рад. Я никогда не попрошу у тебя ни пенни. Все, чего я прошу, — освободи один вечер в неделю и проявляй интерес к жизни сына, пусть даже поддельный.
Саттон тянется к бокалу, и я замечаю, что ее пальцы дрожат. Похоже, и она это замечает, поскольку сжимает ладонь в кулак, а затем вновь складывает руки на коленях.
— Наверное, ты забыл про Кейп-Код, если считаешь меня такой ужасной матерью.
— Я помню Кейп-Код. Только это мешает мне возненавидеть тебя окончательно. Но пока ты гордишься, что подарила мне единственный радостный момент за все детство, я намерен радовать Джоша каждый день.
Мать опускает взгляд. Похоже, она впервые за очень долгое время испытывает что-то помимо злости и раздражения.
Пожалуй, и я больше на нее не злюсь. Планируя нашу встречу, я твердо намеревался навсегда оградить от нее себя и брата. Однако даже монстрам не выжить без стучащего в груди сердца. Значит, есть оно и у Саттон. И возможно, ей ни разу в жизни не давали понять, как это прекрасно, что ее сердце все еще бьется.
— Спасибо, — говорю я.
Она вскидывает взгляд. Наверное, ищет какой-то подвох.
Испытывая противоречивые чувства, я продолжаю:
— Ты растила нас с Джошем одна, и я знаю, что наши отцы тебе не помогали. Наверняка тебе пришлось по-настоящему сложно. Вероятно, тебе одиноко. Может, у тебя депрессия. Не знаю, почему ты не воспринимаешь материнство как благо… И все-таки ты пришла. Ты приняла мое приглашение, и за эту попытку я тебе благодарен.
Мать опускает глаза, и, к моему изумлению, ее плечи начинают подрагивать. Она всем своим существом противится слезам — и не позволяет упасть ни слезинке.
Я не представляю, какие испытания так ее ожесточили, внушили страх показаться уязвимой. Надеюсь, в один из вторников она мне об этом расскажет, однако не буду забегать вперед. Пусть сначала докажет Джошу, что заслуживает его доверия как мать.
Она расправляет плечи и садится прямее.
— К какому часу приходить на ужины по вторникам?
— К семи.
Она кивает и, судя по всему, собирается уходить.
— Если хочешь, могу завернуть еды с собой.
— Давай, — тут же откликается мать. — Всегда любила это блюдо.
— Знаю. Я ведь помню Кейп-Код.
Я отношу ее тарелку на кухню и собираю оставшиеся креветки в контейнер.
* * *Когда я возвращаюсь домой, Джош уже спит. По телевизору мелькает аниме. Я жму на паузу и кладу пульт на журнальный столик.
Наблюдая за спящим братом, я тихо радуюсь окончанию трудного дня. Все могло обернуться куда хуже. Я чувствую эмоциональное истощение, но не позволяю себе раскиснуть. Внезапно я понимаю, что гляжу на Джоша совсем как Лили на Эмерсон. С гордостью.
Я