— А еще наедятся грибов неправильных и давай носиться между деревьев, — словно между делом вставил воевода.
— И такое бывает, — усмехнулся Митрич без злобы. Скорее сделал это дружелюбно.
Гаврила не стал спорить. Просто молча кивнул.
— Идем, ученый, — добродушно бросил леший и зашагал дальше. Мы последовали за ним.
Впереди среди высоких папоротников, вдруг зазвучало еле слышный шорох. Митрич остановился и предупреждающе поднял руку.
— Он рядом, — не оборачиваясь, прошептал он. — Смотрите, не спугните.
Мы послушно остановились. Трава впереди дрогнула. И на тропу медленно, величественно ступил олень. Утреннее солнце внезапно прорезало кроны деревьев и осветило зверя. Он был высокий, с рогами, на которых играли искорки. И рога показались сделанными из зимнего инея.
— Вот он, — едва слышно пробормотал леший, обращаясь к Гавриле. — Смотри, ученый, пока он позволяет
Некоторое время, олень стоял в просвете между папоротниками. А затем он сделал шаг. И лес словно замер. Даже ветер, казалось, притих и осторожно скользнул по его бокам, не смея нарушить эту странную гармонию.
Гаврила прижал ладони к груди, будто боялся, что сердце сейчас выскочит наружу.
Я видел, как мелко дрожат его пальцы. Мне показалось, что парень просто упадёт на колени.
— Это… он… — прошептал ревизор, и я кивнул.
— Н-невероятно… — едва слышно продолжил парень. — Тот самый… из старых описаний… из архивов… Но… но таких не могло остаться… Это же… легенда…
Митрич хмыкнул и провёл ладонью по бороде:
— Легенда… она ведь не с пустого места берётся, — тихо произнёс он. — Вот в чём беда у вас, учёных. Раз в отчетах сухо указано, мол «зверя давно не видели», значит, вымерли животные.
Гаврила рассеянно кивнул, не сводя взгляда с животного. А затем я нахмурился, почувствовав активируемую силу. Причем, ощутил ее не только я. Боковым зрением заметил, что Морозов пристально смотрит на гостя, словно пытаясь понять, не выжил ли тот из ума от счастья. Аргумент прижал уши и тихо зарычал. Один Митрич оставался невозмутимым. Но я заметил, как между деревьев мелькнули тени лесовиков.
— Что вы задумали? — уточнил я у Гаврилы, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно.
— Я… мне надо взять отпечаток пробы, — начал парень и тут же поспешно добавил, обращаясь к Митричу. — Не извольте беспокоиться, мастер Дубов. Я природник высокого класса и могу вас заверить, что это чудо природы даже не заметит моего вмешательства.
Словно в подтверждение своих слов, парень показал ладони, которые и правда светились едва заметным зеленоватым свечением. Я покосился на Митрича, но леший только пожал плечами, словно говоря: пусть делает.
— А без этих проб никак нельзя? — уточнил я у Гаврилы.
— Нельзя, — покачал головой парень. — Очень уж редкий вид. Столичная комиссия может поставить под сомнение и показания комиссии, и фотоотчет, сославшись на то, что фото можно подделать. А отпечаток пробы подделать невозможно.
Я кивнул:
— Тогда делайте.
На лице Гаврилы расплылась довольная улыбка. Парень потер ладони, активируя плетение, и рядом с оленем появилась его точная призрачная копия. Причем, под полупрозрачной шкурой были видны все органы, которые подсвечивались красным.
Видимо, плетение было сложным, потому что я заметил, как на лбу Гаврилы выступила испарина. А ладони слегка подрагивали. Но парень не разрывал плетения:
— Сейчас, — пробормотал он. — Еще… немного.
Силуэт дрогнул, замерцал и замер, полностью копируя поведение оригинала. И Гаврила облегченно вздохнул:
— Готово, — произнес он, опуская руки. — Почти живой образчик для изучения вида.
Воевода нахмурился:
— Изучения? — переспросил он. — Кажется, вы говорили, что это нужно в качестве доказательства для столичного института?
— Это само собой, — поспешно согласился парень. — Более того, если теперь с вашим оленем произойдет что-нибудь… дурное, эту землю все равно признают заповедником. Просто, как выразился мастер Дубов, его давно не видели.
Мы с Морозовым обменялись короткими взглядами, а затем, воевода кивнул:
— Ну, хорошо, коли так.
Олень вдруг вздрогнул. Поднял голову и уставился на парня. А затем шагнул в нашу сторону. Каждое движение было выверенным, осторожным, почти ритуальным. И от этого жеста я даже приоткрыл рот. Мы с Морозовым пораженно переглянулись. Даже Митрич, казалось, был немного удивлен. Во всяком случае кустистые брови лешего чуть приподнялись. Гаврила сделал полшага вперёд… потом так же быстро остановился и выдохнул, едва не упав на колени от волнения.
— Он… он подходит… ко мне?
Мы промолчали. Потому что ответить было нечего. Олень же приблизился ещё на несколько шагов. Остановился, едва заметно качнул головой — и на мгновение мне показалось, что я вижу, как в глубине его глаз вспыхивает тонкая серебряная искра. Он наклонил голову ниже, словно приветствуя нас. Гаврила не выдержал и сделал шаг вперёд. Маленький, осторожный, будто по льду.
— Можно?.. — прошептал он. — Можно подойти?
— Нет, — ответили мы с воеводой одновременно.
Гаврила всхлипнул, уже не скрывая эмоций.
— Я… я всю жизнь мечтал увидеть его… — прошептал он. — Но никогда… никогда… не думал, что это возможно…
— Сказывают, этот род был раньше всех, — тихо произнес стоявший рядом Митрич. — Такие олени бродили там, где лес был молодой. А людей не было вовсе.
Олень наклонил голову. И мне почудилось, что серебро на рогах дрогнуло.
— А теперь вот он вышел к вам, мастер-ревизор… — глядя на Гаврилу, продолжил леший.
— Ко мне?.. — выдохнув, прошептал парень. — Почему?..
Митрич усмехнулся, хитро, по-стариковски:
— Может, быть, вы чисты душой и помыслами.
— А может глупый, что тоже самое и в лесу ценится, — едва слышно добавил воевода.
Олень сделал ещё шаг. А потом вдруг поднял голову, замер и резко повернулся в сторону северной тропы. Затем сорвался с места и быстрыми скачками скрылся в чаще. Лишь высокие травы за ним сомкнулись.
Некоторое время, мы стояли и молча смотрели в ту сторону, куда скрылся зверь. А затем, Митрич буднично произнес:
— Ну, поглазели и хватит. Идемте, я вас выведу. Чтобы не заплутали.