Таня спустила на меня собаку — огромную злую немецкую овчарку. Пёс добежал до забора и встал на дыбы, как будто действительно хотел защитить хозяйку от меня и сожрать.
Я намёк понял не дебил. У бывшей жены на руках наша новорождённая дочь. Хотел ли я трепать ей нервы ещё больше? Нет, конечно. Хотя понятно дело: для неё я кусок дерьма.
Развернулся и нашёл на соседней улице брошенную коляску.
Прежде чем подогнать её к калитке дома Тани, достал из бумажника всю наличку. Спрятал её под детское одеяло, чтобы она заметила сразу, а то тут же на снег и выбросит, я ее знаю, и ушёл.
— Котя? — Милана лезет мне в лицо. — Ты меня слышишь?
— Чего тебе? — сейчас вообще не для неё.
Мало того что в голове мысли только о Тане, так ещё и по снегу нужно как-то добраться до грёбаной усадьбы. Золотовы арендовали её на уик-энд, и как раз сегодня состоится торжественный вечер.
Подумать только — я ведь отказывался. Это мать в последний момент меня уговорила, надавила на мои сыновьи чувства.
И надо же было случиться такому совпадению, чтобы в зимнюю ночь, непонятно где, мне под колёса чуть не угодила бывшая жена.
Гребаная тачка! Несколько раз со всей силы бью по рулю, как будто это что-то исправит.
А если бы я реально сбил её с коляской? Сколько травм нужно трёхмесячному ребёнку, чтобы погибнуть? Это не шутки. Всё могло закончиться трагедией.
И когда я об этом думаю, во мне просыпаются демоны.
— Я так и не поняла, зачем ты побежал за бродяжкой… — смеётся Милана, поправляя свою прическу. — Такая нелепая, в каком-то рванье…
— Ещё раз назовёшь её «бродяжкой» или «бомжихой», я тебя высажу и пойдёшь пешком. Как раз нарвёшься на пару натуральных бомжей.
— Паш? — в голосе Миланы наконец проклёвывается намёк на наличие мозгов. — Ты чего, а? Будем теперь из-за какой-то замарашки ругаться? Мы ведь с тобой только помирились. И Тамара Леонидовна нас в гости ждёт. Для неё очень важно, чтобы у нас с тобой всё было хорошо. Ты же не хочешь её расстраивать…
Договорить Милана не успевает, потому что я торможу прямо посередине заснеженной дороги на пустыре. Она сразу же забивается в угол своего сиденья.
— Паш, ты чего?
— Вылезай.
— Что?! — её глаза округляются. — Так мы же… — она оглядывается по сторонам, — мы же в каком-то поле стоим! Куда мне идти?!
— Не знаю, — снимая блокировку с дверей. — Вылезай, давай. Вон пошла!
— Но, Паша… — она тянется ко мне и пытается схватить за руку, чтобы достучаться.
— Вон, я сказал, — рявкнув на неё ещё раз, я жестом указываю на дверцу.
Нехотя и хныча, она подчиняется. Ну конечно, у неё же нет другого варианта. Она знает, что меня лучше слушать беспрекословно, иначе наши так называемые отношения закончатся.
Затем она вообще мне? Зачем?!
Судя по тому, как легко я вжимаю педаль газа в пол и с пробуксовкой покидаю место, где её оставил — незачем. Вот вообще незачем. Несравнимо больше меня волнует Таня.
Дура упрямая. Зла не хватает. Что она делает в этом богом забытой глуши… с моим ребёнком на руках? Это как вообще?
С красной пеленой перед глазами я доезжаю до усадьбы. Меня подбрасывает от ярости.
Надо было дать Тане больше денег, а ещё номер надо было взять. Дебил, чем я думал?
И какого чёрта?.. Вот какого чёрта я узнаю́ о том, что у меня, оказывается, есть дочь, совершенно случайно?
— Сынок! — в прихожей усадьбы меня встречает мать и сразу же тянется ко мне своими болезненно худыми руками. Положив холодные пальцы мне на лицо, она на несколько секунд молчит с блаженным видом. — Какой ты у меня… — она качает головой, чем привлекает моё внимание к платку, что закрывает лысый череп. — Разувайся, проходи, вас с Миланой все уже ждут. Кстати, где она? — мать смотрит мне за плечо.
— Милана опаздывает, — я не спешу раздеваться. — Как ты себя чувствуешь?
Чёрные тени под глазами матери сегодня кажутся особенно большими. Она всегда умела красиво краситься и до болезни управляла своей сетью салонов красоты, которую ей купил отец.
Несмотря на то, что этот бизнес был подарком от мужа, она прекрасно справлялась. В ней есть жилка предпринимательства, а ещё она боец.
Но всё это в прошлом, и теперь у неё нет сил не только на то, чтобы управлять бизнесом, но и на другие элементарные вещи.
— Я как всегда, — нарочито бодро отвечает она. Но я-то вижу, что на меня смотрит блеклая копия прежней матери. Рак — это болезнь, которой всё равно на твой социальный статус, количество денег и возможности. И, к сожалению, моя мать прямое тому доказательство. — Ты лучше мне скажи, где Милану потерял? Вы что не вместе приехали?
Хрустнув зубами, я молча провожаю маму к гостям.
— Надо найти отца, — хлопочет она. — Он просил сказать ему, когда вы с Миланой приедете.
Пока мама глазами ищет батю, я ищу кое-кого другого.
Ублюдок Сиверцов должен быть где-то здесь на правах друга семьи и адвоката, который десятилетиями работает на Золотовых.
Вот и он.
— Павел Кириллович, — он улыбается мне широкой улыбкой из белоснежных вставных виниров. — Как жизнь молодая? Где невеста ваша?..
Я не слышу его слов, потому что меня уже несёт. Всё, чего я хочу, это пару раз всадить ему кулаком в морду, чтобы он своими вставными зубами плевался на свой дорогой костюм.
Именно это я и делаю.
Замахиваюсь и бью его прямо в челюсть. Смачно так. Удар у меня поставлен. Это ему вместо приветствия.
Он летит на пол, инстинктивно хватается за скатерть стоящего рядом стола и тянет на себя посуду. Она падает на твёрдый пол и бьётся.
В зале полном гостей поднимаются голоса, кто-то вскрикивает. Слышу, как мать зовёт на помощь отца.
Я в это время присаживаюсь на корточки рядом с Северцовым, беру его за грудки, встряхиваю как кусок говна в мешке, глядя, как по холёному лицу растекается кровь.
— Ну что, ублюдок, — цежу ему в морду. — Давай, рассказывай…
Глава 5
Завожу нашу собаку Боню домой после того, как она хорошенько облаяла Золотова. Я через окно видела, как тот опешил. Так ему и надо.
Нефиг было за мной следовать по пятам! Надо будет как-то ещё подловить момент и забрать коляску…
Но это потом, сейчас надо покормить Снежану и как-то снова растопить старую печку, с которой я так и не научилась справляться. Дом был тёплым, когда мы уходили, но я чувствую, как стремительно он остывает.
Малышка наедается и сладко засыпает в своей кроватке. Боня отдыхает на лежанке в прихожей. А я, попутно с делами по дому, сама того не замечаю, как окунаюсь в прошлое.
Я любила Пашу. Простой, наивной, но самой настоящей любовью. И была уверена, что он тоже меня любит. А как иначе? В моей голове мы были олицетворением того самого «вместе навсегда».
Я объяснила ему ещё до того, как мы стали встречаться, что меня не интересуют отношения ради отношений. Для меня важна любовь, которая приведёт к браку и рождению детей. Договорив, я разрешила ему смеяться, если мои слова покажутся глупыми.
Но Золотов не только не рассмеялся — он внимательно меня выслушал и добавил, что ещё никогда такого не слышал. Что-то в его взгляде тогда изменилось, а я даже подумать не могла, что тот разговор стал точкой отсчёта его чувств ко мне. Паша мне в этом сам признался, но уже потом, когда мы стали встречаться.
Золотов — очень красивый мужчина. Был, есть и будет. Такие, как он, с возрастом становятся ещё более притягательными. Это особенность типажа.
Я всегда представляла нас зрелой, а той пожилой парой, и как я любуюсь своим мужем сквозь годы. А так же, как и своими детьми, в которых обязательно буду находить черты самого любимого мужчины на свете.
Между нами было много тепла, я купалась в любви мужа и чувствовала, как ему нужна моя.
Когда мы только познакомились, таинственный Павел Золотов, о котором никто ничего толком не знал, показался мне скалой. Неприступным, черствым мужчиной, совершенно неспособным на то, чтобы понимать женщин — особенно ранимых, вроде меня.