— О как, — он еле удерживает взгляд на мне, и при первой же возможности обрушивает его на Снежану.
Его тело напрягается ещё сильнее, ткань куртки натягивается в плечах. Вижу, как дёргается его горло, когда он жадно глотает воздух. Ноздри трепещут.
— Сколько ей сейчас?
— Неважно, — мне хочется защитить её собой, словно щитом, что я и делаю, но против такой махины, как мой бывший муж, не попрёшь.
— Месяца три, да?.. Дай мне её подержать…
Бух. Бух. Бух. Сердце сейчас выпрыгнет из груди.
— Паша? Па-а-ш! — из его внедорожника выглядывает ухоженная красотка с укладкой и вечерним макияжем. Она, в отличие от меня, не в старой зимней куртке и вязаной шапке. От белизны её шубки, наброшенной поверх элегантного коктейльного платья чёрного цвета, рябит в глазах. — Ты скоро? Нас все уже ждут… Помогаешь этой бродяжке? Дай ей сто рублей догнаться и пусть идет, куда шла!
Глава 3
Ветер подхватывает слова новой женщины моего бывшего мужа и швыряет мне их в лицо. Обидно даже не за себя, а за Снежану. Материнский инстинкт страдает. Что из-за меня она в такой ситуации, из-за меня плачет.
И из-за меня у нее нет папы.
Вернее, он есть, но прямо сейчас он встал перед выбором, который точно будет не в нашу пользу. Контраст слишком сильный. Я и его нежеланный ребенок или красотка, обещающая ему приятное времяпрепровождения.
Когда я представляю их вместе, внутри разливается тупая боль. Я даже не хочу думать, почему я так себя чувствую. Он не заслуживает, чтобы я питала к нему хоть что-то кроме ненависти.
Уверена, Золотов сейчас себя проклинает за то, что поехал этой дорогой.
— Тань… — голос бывшего мужа еле пробивается через шум в ушах. Мне срочно нужно уйти. Паша окидывает местность внимательным взглядом и возвращается ко мне. — Вы тут живете с… — он смотрит на малышку. — Как ее зовут?
— Снежана, — автоматически вырывается из меня.
Я не надеюсь, что он вдруг станет сентиментальным. Просто моя дочь заслуживает, чтобы ее биологический отец знал про нее. Будь я на этой дороге одна, мой след бы уже давно простыл. Но я не одна, поэтому пусть Золотов знает.
— Снежана, — он повторяет ее имя шершаво, словно каждый звук дается ему с трудом. — Так вы с ней тут живете? — он подбородком кивает на поселок.
— Да, — резко отвечаю я и разворачиваю коляску в нужную сторону. — Как и подобает бродяжкам. Не в городе же нам глаза мозолить таким… — окидываю его говорящим взглядом с ног до головы, — таким как вы.
О сказанном я жалею сразу же. Взяла и показал ему, что меня на самом деле задели слова его пассии. Тошно и горько, надо было быть умнее. Вот так и бывает, когда встречаешь людей из прошлого и тебя напрочь выбивает из колеи.
Я сама не своя, и, кажется, еще долго не смогу отойти.
Пройдя около десяти метров в сторону своего дома, он достался мне в наследство от тети, старенький, но добротный, я слышу за собой отчетливые шаги.
И сразу же их узнаю.
Как только Паша ровняется со мной, я сразу же требую:
— Чего тебе?
— А я должен был развернуться и уехать, оставив вас на морозе? — меня поражает его искреннее возмущение. Как будто он имеет на него право. — К тому же это первый раз, когда я вижу свою единственную дочь…
Я останавливаюсь как вкопанная. Щеки кусает нездоровый румянец, вызванный всплеском боли, причиненной мне в прошлом.
— Именно так, Паша, — я изо всех сил стараюсь звучать спокойно, но голос так дрожит, что выдает меня с потрохами. — Надо было развернуться и уехать, — смотрю ему в глаза, и что-то в его взгляде мне не нравится. Слишком уж он прикован ко мне. — Не понимаю, чего ты ожидаешь.
— Я хочу узнать, как вы живете, — говорит он, как будто у него есть на это право.
— Зачем?..
Неужели хочет продолжить начатое своей дамой и принизить меня еще больше? Я не живу так, как может позволить себе жить Золотов. Не могу. А он заставляет меня этого стыдится.
— Как зачем?
Он почему-то считает, что у него есть право сократить дистанцию, и делает ровно это. Возвышается надо мной, давя внутренней силой и авторитетом.
Но и я жизнью закаленная, так что пусть не рассчитывает, что я от одного его случайного появления растекусь перед ним лужицей.
— Мне не все равно, — заявляет он.
— Ах, — я смеюсь. Зло и гортанно. — Год тебе было плевать, а теперь вдруг стало не все равно? Не верю, Золотов. Разворачивайся, тебя там в машине ждут. А тут — нет, — отчеканиваю я.
— Какая ты… — играя желваками, медленно произносит он. — Острая на язык, как и всегда.
Меня волнует его нездоровый интерес, который с каждой минутой все более походит на одержимость. Он так смотрит… то на меня, то на Снежану. Тяжелыми, долгими взглядами, словно про себя о сем-то усиленно думает.
Не нет… Это я перегибаю. Наверняка это просто любопытство. Или что-то другое.
Мало ли что может быть в голове у человека, который однажды меня беременную из своей жизни выкинул за порог.
Не зря говорят, что чужая душа-потемки. А у Паши она вообще не факт, что есть.
— Я не острая на язык. Я просто говорю тебе правду.
Снежана снова начинает плакать, и в этот раз Паше не нужно мое позволение взять ее на руки. Он просто подходит к коляске, словно я не нахожусь рядом и не пытаюсь его отодвинуть, и опускает в нее руки.
Я замираю и не дышу. Сердце пускается в бешеную скачку, от нервов я хватаюсь за голову.
— Не надо, Паш, — это единственное, что мне удается вымолвить онемевшими губами.
Он все-таки достает из коляски дочь. И несмотря на мой страх, что он не умеет обращаться с детьми, делает это бережно. Так же как бы это сделала я.
— Иди к папе, Снежана, — говорит Золотов и с непонятным мне огнем в глазах, впервые прижимает к себе свою дочь.
Глава 4
Павел Золотов
— Котик, что ты там делал с этой бомжихой? — Милана достаёт из своей брендовой сумочки, которую купил ей я, косметичку, опускает козырёк и красит губы. — Я не понимаю, на хрена вообще рожать, чтобы потом по морозу таскаться с ребёнком? Она ещё и шаталась вся, видимо, бухая была в стельку.
Нет, шаталась Таня потому, что увидела меня. Я видел это в ее глазах. Видел ту боль, которую причинил. Время ничего не исправило. Мы как будто расстались вчера, а не триста шестьдесят восемь дней назад. Смартфон как раз сегодня выдал мне снимок-воспоминание, на котором Таня. Я сфотографировал ее тайно, в день, когда она уходила с гордо поднятой головой, не сказав мне напоследок ничего.
А что можно было сказать такому, как я? Разве что послать. Заслуженно причем.
— Треш вообще, — продолжает пороть хрень она. — Ты ей хоть денег, надеюсь, не дал? Таким нельзя деньги давать. Там запущенный случай. Небось будет теперь каждый год от нового мужика…
Слова Миланы просто тупой фон.
Я вернулся в машину бешеный, как сатана, и сразу же дал по газам. Милана сначала орала, что я нас так обоих убью. Потом орала, какого хрена я попёрся вглубь этого медвежьего угла.
А я туда попёрся, чтобы посмотреть, зажглись ли окна в доме, куда от меня убежала бывшая жена с моим ребёнком на руках. В сердце колотилось в глотке, когда я, сбавив скорость, проезжал мимо крохотного частного дома, холодного даже на вид.
Таня выхватила у меня Снежану из рук, и, оставив коляску прямо там на дорожке, убежала. Я пошёл за ней. Ноги сами несли меня следом за бывшей женой.
Внутри всё горело, кончики пальцев прошибало электричеством. Я как будто до сих пор мог чувствовать, как держал своими руками малышку в розовом комбинезоне.
Мою дочь. Мою плоть и кровь.
Как она похожа на Таню, чёрт. Просто вылитая. Но вспоминаю старые фотки мелкого себя — и понимаю, что на меня Снежана тоже похожа как две капли воды.
Завернув на улицу, где скрылась Таня, я легко отыскал по следам нужный дом. Не успел толкнуть калитку, как бывшая жена удивила…