Я не успеваю услышать, какие больные, развратные последствия он собирается придумать для меня дальше, потому что мое тело реагирует так, будто принадлежит ему, и я кончаю, мышцы сжимаются вокруг его пальцев так, что он едва может двигать ими внутри меня. Ему требуется немалая сила, чтобы продолжать, пока горячая, мощная волна моего оргазма борется с ним. Мощные движения его мышц, стон удовлетворения и его угроза достичь цели затягивают его интенсивность, оставляя меня на его коленях восхитительно обессиленной.
Все, что он говорит дальше, заглушается звоном в моих ушах, и единственное, что я чувствую, — это пустоту внутри, когда он убирает пальцы. Я достаточно в сознании, чтобы понимать, что он облизывает каждый из них, словно пробует десерт, отмеченный звездами Мишлен. Он перемещает меня так, словно я ничего не вешу, и я оказываюсь прижатой боком к его груди. Я не двигаюсь, пытаясь взять под контроль сердцебиение, пытаясь понять, как я могла настолько потерять голову и что следовало сделать иначе, чтобы предотвратить это.
Рука Эйдена сжимает мое колено, большой палец поглаживает его, и я пялюсь на это, гадая, осознает ли он, что делает. Выступление группы в самом разгаре, гости вечеринки по-прежнему не обращают на нас внимания. Большинство извивается на танцполе, лица потные и раскрасневшиеся.
Я поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядом. Я открываю рот, чтобы заговорить, и прихожу в ярость, что медлю, вызывая у него белозубую ухмылку.
— Так быстро учишься, не так ли? Можешь говорить. В чем дело?
Единственная причина, по которой я не отрываю ему голову за этот снисходительный ответ, заключается в том, что я все еще испытываю блаженство от того, что, возможно, было лучшим оргазмом в моей жизни.
— Ты ясно дал это понять. Тебе не обязательно повторяться. Я уже обещала, что буду молчать. Если ты меня отпустишь, я пообещаю все, что угодно, чтобы убедить тебя, что не скажу ни слова о том, что видела.
Его большой палец продолжает успокаивающе гладить мое колено.
— Видишь, какая ты милая после наказания? Как ты себя ведешь? Представь, что ты будешь чувствовать после ночи? После того как я заставлю тебя кончить десятки раз. К восходу солнца ты будешь умолять меня рассказать, что ты здесь делаешь. Вот тогда мы и закончим. Когда я буду уверен, что одна мысль о моем лице убедит тебя не возвращаться сюда. Я не верю ни единому твоему слову, но в это я верю.
Ростки сомнений уже пробиваются сквозь мою решимость, затуманивая мою уверенность и искажая мои суждения. Я уже не хочу сюда возвращаться, а ночь только началась.
Затем я вспоминаю о своей матери и возможных подсказках, которые она могла оставить. Вернулась бы я сюда снова, чтобы посмотреть, не пропустила ли еще что-нибудь?
Мне не нужно задавать себе этот вопрос дважды, потому что, несмотря на все случившееся, я бы не колебалась.
Нет ничего, что я не сделала бы для нее.
Даже если это означает, что я снова столкнусь с Эйденом.
Вопрос вырывается прежде, чем я успеваю остановиться.
— Что между вами произошло? Почему ты его убил? — Любопытство погубило глупую кошку. Разве не из-за него я оказалась в таком затруднительном положении?
Он долго молчит и смотрит на меня тем самым испытующим взглядом, который я начинаю считать неотъемлемой частью его пристального внимания. До сих пор я не хотела быть его объектом.
— Ты действительно не имеешь ни малейшего представления о том, кто я, не так ли? — Он кажется почти удивленным. И забавляющимся? Я пытаюсь отодвинуться, чтобы лучше рассмотреть выражение его лица, но его рука сжимается.
— Только то, что я смогла найти в интернете после того, как ты... — Я почти задыхаюсь, вспомнив, что не должна давать ему ни малейшей подсказки, кто я такая. — Объявил о торжественном открытии казино.
— Интересно, — говорит он, растягивая слово.
— Полагаю, ты не собираешься отвечать.
— Я... — начинает он, и тут его перебивает знакомый голос.
— Я должен был догадаться, что ты не оставишь эту птичку одну.
— Я думал, ты ушел, — спокойно отвечает Эйден, поднимая меня на ноги и придерживая рукой за бедро, чтобы я не упала, потому что мои ватные колени грозят подкоситься. Я перекидываю ремешок сумочки через плечо, несмотря на туман в голове. Я ни за что не уйду из этого проклятого дома без нее, через какой ад он бы ни заставил меня пройти.
Безымянный мужчина изучает меня глубокими голубыми глазами, которые видят слишком много и пылают слишком ярко. Мне хочется закрыть лицо руками, чтобы спрятаться от этого интенсивного взгляда. Чтобы не позволять ему изучать мое лицо и делать выводы о том, что Эйден только что сделал со мной. К счастью, моя маска не позволяет ему увидеть слишком много, и его внимание снова переключается на Эйдена. Я снова начинаю дышать, легкие болят от того, что я так долго задерживала дыхание.
— Хорошо, что я этого не сделал. Я думал, ты сказал, что справишься сам и не нуждаешься в помощи.
Эйден лишь поднимает бровь.
— Что заставляет тебя думать, что это не так, Эймон? — Прежде чем тот успевает ответить, Эйден поворачивается ко мне. Он кивает головой в сторону дома и наклоняется, чтобы только я могла слышать его слова. — Почему бы тебе не зайти в дом и не освежиться? Рядом с кухней есть гостевая ванная, и я найду тебя, когда закончу. — Его глаза сверлят мои. — Мне не нужно говорить, что, если ты сделаешь какую-нибудь глупость, наказание будет намного, намного хуже. Ты понимаешь?
Я не хочу знать, что может быть хуже того, что он только что сделал, но я также не хочу выяснять, что еще он задумал для меня. Поэтому я киваю, сохраняя невозмутимое выражение лица, и пробираюсь сквозь редеющую толпу, стараясь оставаться как можно более незаметной. Сердце бешено колотится в груди, я уверена, что кто-нибудь остановит меня и отчитает за то, что мы только что сделали. Но никто не останавливает. Слишком пьяные, слишком обкуренные, слишком подавленные из-за проигранных денег. Людской поток тянется к парадным дверям. Большая часть мусора уже убрана, и обслуживающий персонал снует вокруг, как пчелы, собирая остатки, пока я пробираюсь сквозь них. Мои каблуки стучат по мраморному полу, звук эхом отдается в моих ушах.
Между лопаток вспыхивает горячая покалывающая точка, и я понимаю, что его взгляд прикован к моей спине. Всегда следит. Я не позволяю толпе увлечь себя. Не тогда, когда он в состоянии повышенной готовности. Но я была бы идиоткой, если бы не воспользовалась этой возможностью. Которая больше может не представиться.
К тому времени, как я добираюсь до ванной комнаты внизу, рядом с кухней, все мое тело сотрясает дрожь, как от последствий того, что он со мной сделал, так и от колоссального выброса адреналина. Я закрываю за собой дверь, позволяя ему думать, что выполняю приказ. Срываю маску, чтобы почувствовать свежий воздух на своей разгоряченной коже, и едва не вздрагиваю от того, что открывается взгляду.
Я выгляжу как катастрофа.
Тушь размазалась под глазами. На щеках пылает румянец, который, кажется, не смоет никакая прохладная вода из крана. Слишком яркий, безумный блеск в моих обычно спокойных карих глазах. Глазах моей матери.
Одна встреча с Эйденом О'Коннором уничтожила мой тщательно созданный образ. И, Боже, помоги мне, мое тело жаждет большего. Больше разврата. Больше собственничества. Я капитулировала перед ним без раздумий. Он настолько мастерски сделал это, что моя цель — выбраться отсюда — полностью исчезла из моей головы. Я даже начала испытывать к нему симпатию, и это после того, как не больше часа назад стала свидетелем убийства.
Множество посредственных мужчин уже заставляли меня кончать. Это ничего не значит.
Не значит.
То, что мне требуется гораздо больше времени, чтобы убедить себя хотя бы попытаться сбежать, тоже ничего не значит.
Быстрая проверка показывает, что мой телефон разрядился. От отчаяния я чуть не швыряю его в стену, но вместо этого кладу его на зарядное устройство. Если бы он работал, я бы отправила сообщение Ясмин с просьбой о помощи. Но мне просто чертовски не везет.