Несмотря на его слова, мы боремся за контроль над верхней частью моих бедер, и он быстро одерживает верх, сжав обе мои руки одной своей. Его свободная рука проскальзывает под подол моего платья и без колебаний скользит вверх между моих ног. Я глубоко вдыхаю, и в моей голове раздается звук, похожий на выстрел, но его заглушает музыка группы, играющей на сцене в задней части помещения, гул разговоров и крики дилеров.
Быстро выясняется, что бороться с ним бесполезно. Грубые, опытные руки прижимают меня к его крепкому телу, а пальцы скользят по тонкой ткани моих крошечных трусиков. Надо было, черт возьми, надеть брюки, но эта мысль исчезает, когда ужас вытесняет ее. Мои попытки освободиться усиливаются, несмотря на тщетность, потому что я не могу позволить ему узнать, не могу позволить ему обнаружить...
— О, котенок, это из-за меня? — шепчет он мне в ухо, его акцент стал еще сильнее от удовольствия.
Я замираю, мысленно улетая куда-то, куда угодно, подальше отсюда. Однако унижение пылает жарким пламенем, и я не могу полностью отгородиться от того, как Эйден проводит кончиком пальца по влажному кружеву, покрывающему мою киску. Он гладит мое нижнее белье, надавливая на ткань почти непристойно. Его стон удовлетворения возвращает меня к реальности.
Щеки пылают, я пытаюсь отвернуться, чтобы оказаться в том спокойном месте, где этого не происходит, но его пальцы впиваются в мою кожу, удерживая меня в состоянии полного осознания того, что он делает со мной.
— Тебе не удастся сбежать. Хочешь знать, какое наказание ты понесешь за то, что позволила этим мужчинам услышать твой голос? Ты должна кончить.
Первое, что приходит мне в голову, — это снова фыркнуть, но я вспоминаю, что именно это и привело к текущей ситуации, поэтому сдерживаюсь. Это не похоже на серьезное наказание. Затем его палец еще раз проводит по моему нижнему белью.
— Не надо. Не здесь. Ты не должен этого делать. Я буду вести себя тихо, обещаю.
Нас может увидеть кто угодно.
Это может попасть во все новости.
Почему я беспокоюсь об этом больше, чем он? В его прикосновениях нет ни капли сомнений, ни тени волнения, — или он полностью поглощен своим занятием, — и все остальные здесь перестают для него существовать. Мы словно в пузыре, куда больше никто не может проникнуть. Его внимание сосредоточено на мне, и я дрожу от ужаса, стыда и чего-то слишком близкого к возбуждению, чтобы задумываться об этом.
То, что я узнаю о себе сегодня вечером, потребует бесконечных сеансов у психолога.
— Мне не нужны твои обещания. Ты и так будешь делать все, что я захочу. Не так ли? — Прежде чем я успеваю ответить, он оказывается внутри меня, и искры вспыхивают за моими закрытыми веками.
Вечеринка вокруг продолжается, как будто Эйден не трахает меня пальцами прямо посреди нее. Вместо того чтобы сопротивляться, я хватаюсь за его запястье, нуждаясь в опоре, чтобы не улететь. Из моего горла вырывается стон, и я сглатываю его, пока не начинаю дышать ровно. Возможно, это мое воображение, но я клянусь, что влажное скольжение его пальцев, проникающих и выходящих из меня, слышно всем на вечеринке.
— Эйден, мы могли бы... кто-то может увидеть, — всхлипываю я.
— Может, — соглашается он, заставляя мои возражения застыть на губах. — Я мог бы трахнуть тебя у них на глазах, и тебе пришлось бы мне это позволить. Но то, чего ты хочешь, сегодня вечером не имеет значения. Важно лишь то, что ты теперь понимаешь, что произойдет, если когда-нибудь вернешься.
— Не вернусь, не вернусь, клянусь, — выдыхаю я.
Его губы снова приближаются к моему уху, и он, должно быть, замечает, как от этого внутри у меня все сжимается. Он говорит:
— Я тебе не верю. Я сказал, что не причиню тебе вреда, но я собираюсь провести остаток ночи, ломая тебя снова и снова. Когда я закончу, я готов поспорить на каждый цент на моем банковском счете, что ты будешь желать этого.
Паника нарастает во мне по мере того, как вечеринка продолжается, а пальцы Эйдена все быстрее и быстрее приближают меня к безумию. Я сжимаю в кулаках материал своего платья, запоздало понимая, что он ослабил хватку. Затем в дело вступает его большой палец, который с твердым, равномерным давлением поглаживает чувствительный, пульсирующий клитор. Я резко дергаюсь, и он предупреждающе кусает меня за мочку уха.
— Я хочу, чтобы ты не издавала ни звука. Привлекая к себе внимание, ты только усугубишь свое наказание. Я заставлю тебя кончить столько раз, что ты будешь умолять меня остановиться. Ты этого хочешь? Поэтому продолжаешь тереться киской о мою руку? Хочешь, чтобы все увидели, какой хорошей маленькой шлюхой ты для меня стала?
Я не отвечаю. Я не могу. Моя челюсть физически не в состоянии приоткрыться, чтобы вытолкнуть слова. Я сжимаю зубы и пока держу глаза закрытыми, могу притворяться, что это происходит с кем-то другим. Я снова вне своего тела, жертва буйства ощущений, пока группа не начинает исполнять кавер на популярную песню, увеличивая громкость и грохот барабанов. Шаги торопятся к импровизированному танцполу, не обращая внимания на мои мучения.
Громкая музыка заглушает мой вскрик, когда Эйден вынимает пальцы из моей киски, чтобы дважды сильно шлепнуть прямо по клитору, возвращая внимание к себе. Глаза распахиваются, и я дергаюсь. Как только я фокусируюсь на нем, его пальцы возвращаются внутрь, скользят по моему возбуждению и погружаются так глубоко, как никогда не делал ни один другой мужчина.
Теперь движения медленные, но уверенные. Его тело ощущается как гранит вокруг меня, неподвижное и бесчувственное, за исключением тех мест, где он распаляет меня. То, как он овладевает мной, заставляет мозг плавиться. Рациональность? Что это?
Как бы я ни сопротивлялась, внизу моего живота зарождается волна сокрушительного оргазма, вызванного к жизни его пальцами, острым возбуждением от того, что меня поймали, и его абсолютной властью над моим телом. Наши губы находятся на расстоянии вдоха друг от друга, все протесты умирают у меня в груди. Мгновение я могу думать только о том, чтобы сократить расстояние и поцеловать его. Он собирается довести меня до оргазма, а я ни разу не поцеловала его?
За осознанием этого следует глубокое, неопровержимое понимание, что существует ужасающая вероятность того, что я позволю ему сделать гораздо больше. Включая все те грязные намеки, которыми он наполнил мое сознание. Я бы встала перед ним на колени. Я бы позволила ему нагнуть меня над этим столом на глазах у всех.
Потому что он смотрит на меня так, будто я единственная женщина в помещении. Как будто довести меня до оргазма — его главное предназначение. А быть объектом его одержимости — самый мощный афродизиак.
Я никогда не нуждалась в том, чтобы мужчина разговаривал со мной так, как Эйден, но, возможно, мне это нравится, потому что это он. Потому что он сильный. Опасный. И все это смертоносное внимание приковано ко мне. Серебристые глаза восхищенно блестят в тусклом освещении. От моих вздохов и трепета. От моих движений навстречу. Его рука сжимает мое бедро, чтобы раскрыть шире, и я вздрагиваю, чувствуя, что покорена им, поглощена им.
— Ты не хочешь этого, но тебе нравится, не так ли? — бормочет он, его акцент стал сильным и почти неразборчивым, голос хриплый и такой же сдавленный, как у меня. — Думаешь, ты усвоила урок о том, что случается с маленькими девочками, которые забредают куда не следует? Думаешь, я должен сжалиться и отпустить тебя?
Я издаю невнятный звук в то место между его головой и плечом, где я прячу свое лицо.
— Да, — единственное слово, которое я в состоянии выдавить из себя.
При звуке моего голоса Эйден добавляет третий палец, растягивая меня так сильно, что я едва могу дышать.
— Тебе лучше не надеяться, что я проявлю к тебе какое-то милосердие. Ты в моем распоряжении до конца ночи, и это только начало. Ты будешь моей идеальной маленькой шлюхой и кончишь мне на пальцы, или все увидят, какой плохой девочкой ты стала для меня. Кончи сейчас, шлюха, или я…