Без предупреждения его рука снова опускается на ягодицу, наполняя меня сладкой жгучей болью. Я стону, мои бедра дергаются назад, клитор пульсирует от боли, требующей удовлетворения. Я не осознаю, что вжимаюсь в его бедра в поисках трения, пока он не просовывает что-то твердое, гладкое и теплое от жара его тела между своим бедром и моей киской.
— Считай.
— Д-два, — бормочу я, затем прочищаю горло от застрявшего там кома и говорю более твердо: — Что это? Что ты сделал?
— Я сказал, что ты получишь шесть оргазмов, но не сказал, когда. Ты кончишь, когда я тебе позволю. А пока ты будешь получать свое наказание, твоему сладкому маленькому клитору придется подождать.
Он подкрепляет это заявление еще одним сильным шлепком по моей заднице. Мой разум настолько потрясен внезапностью и болью, что мне требуется минута, чтобы понять, что я чувствую между своим телом и его мускулистым бедром.
Это его...
Это его маска.
Эйден снял свою гребаную маску и расположил ее боком к моей киске, словно какой-то безумный пояс целомудрия, чтобы ограничить чувствительность клитора. И движения бедрами демонстрируют, что я почти ничего не чувствую, когда трусь о ее неумолимую поверхность. Я не могу понять, это забавляет, оскорбляет или выводит из себя, но он не дает мне ни секунды на то, чтобы разобраться.
Раздается звук следующего удара, затем еще два друг за другом, по каждой ягодице. Я забываю обо всем, что должна чувствовать, кроме постоянной угрозы его ладони. Я сжимаю зубами покрывало, чтобы не кричать и не умолять, хотя не знаю, чего хочу больше. Он чередует шлепки, никогда не попадая дважды в одно и то же место, но каждый следующий удар более хлесткий, чем предыдущий, и не приносит облегчения.
Я знаю, сколько раз он ударил меня только потому, что он безжалостно требует считать. К тому моменту, когда я выкрикиваю: «Восемь», я готова почти на все, лишь бы он прикоснулся ко мне, где угодно. Я пробую кровь на вкус, чтобы не умолять. Слезы текут из уголков моих глаз на ткань подо мной. Его маска впивается в меня, и, клянусь Богом, скоро мне даже не потребуется его бедро. Возможно, я могла бы кончить от того, что одной рукой он оставляет синяки на моей коже, а другой мнет мою задницу, раздвигая ее достаточно широко, чтобы я знала, что ни черта не могу от него скрыть. Пока мне не останется ничего, что мне хотелось бы скрыть.
В следующий момент мои бедра приподнимаются навстречу удару, и это заставляет его опустить руку ниже, практически на мою вздернутую киску. Я со стоном отчаяния утыкаюсь в одеяло, содрогаясь от неутоленных спазмов, сотрясающих мое тело.
— Девять, — раздается хриплый голос, и я бы испытала потрясение, осознав, что это мой голос, если бы не сходила с ума от требовательной, ноющей пустоты внутри меня.
— Не двигайся.
Я всхлипываю, сосу свежую рану на внутренней стороне щеки, позволяя крови покрыть мой язык, горечь отвлекает меня от желания прорычать, чтобы он трахнул меня. Моя маска едва держится, и я могу только надеяться, что узел, удерживающий ее, не сдастся так же легко, как я.
Мне требуется вся моя сила воли, но я не шевелюсь, ожидая последнего удара. Без единого слова он опускает меня на пол, и я оказываюсь на коленях у его ног. Мои ступни прижимаются к горящей заднице, и я задерживаю дыхание. Я встречаюсь с ним взглядом, когда поднимаю глаза, смотрю, как он стоит надо мной, с маской и пистолетом у бедра.
Я жадно впитываю его образ, запечатлевая в памяти. Реальность его наказания на секунду притупляется. Его серые глаза смотрят на меня с тем же выражением, большие пальцы поднимаются, чтобы собрать мои слезы подушечками пальцев, а затем втирают влагу в свои губы, как будто он хочет попробовать их. Брови, на несколько оттенков темнее, чем темно-русые волосы, сдвигаются, когда его взгляд скользит по мне. Прямой нос, резкие скулы, четко очерченная челюсть. Я сжимаю руки в кулаки, чтобы не потянуться к нему. Мы смотрим друг на друга целую вечность, пока я наконец не сдаюсь, и мой взгляд опускается к его губам. Хотя маска не скрывала их — его гребаная маска — я всю ночь думала о том, какие они на вкус.
Моя киска пульсирует, требуя внимания, и бедра двигаются сами по себе, моя задница прижимается к пяткам для стимуляции. Одна из его татуированных рук взлетает и обхватывает мою шею. У меня перехватывает дыхание, и я слишком поздно осознаю, что прижимаюсь к его руке, нуждаясь в большем количестве прикосновений, независимо от причины.
Свободной рукой Эйден обхватывает мою челюсть.
— Я должен сдержать обещание, не так ли? — бормочет он. — Это то, чего ты хочешь? Чтобы я снова заставил тебя кончить? — Его рука сжимает мою шею так сильно, что мне приходится тянуться, чтобы продолжать дышать. Кровь приливает к лицу от того, как сильно он давит. Если бы на мне не было маски, я бы чувствовала себя более уязвимой, чем если бы мы были полностью обнажены.
— Могу я... — Я киваю на очевидную тяжесть между его бедрами.
Он тянет меня к себе и наклоняется, пока наши губы не соприкасаются раз, другой.
— Ты хочешь прикоснуться к нему губами? — Я вздыхаю, прижавшись к его губам, но он уклоняется от моих попыток углубить поцелуй. — Скажи мне, и я, возможно, позволю тебе. — Снова раздается его хриплый голос, теперь он звучит мягче в полумраке. — Скажи мне, что ты этого хочешь. Пожалуйста. Скажи мне это.
Это не имеет смысла. Это нерационально. Никакая логика не может объяснить, почему я смотрю ему в глаза и говорю:
— Я хочу. Позволь мне, пожалуйста.
Его рука опускается к пряжке. За звоном металла следует скрежет молнии. Он сжимает свой член и освобождает от черных боксеров, когда его брюки спадают.
— Ты так мило просишь. Открой рот и покажи, какой хорошей девочкой ты можешь быть для меня.
От похвалы Эйдена по мне разливается тепло, напряженные мышцы расслабляются и становятся податливыми. Я придвигаюсь ближе к его бедрам, изучаю его. Его член мощный и длинный, красивый, украшенный пирсингом, который я не могу разглядеть в этом тусклом свете.
У меня нет времени пугаться его откровенно шокирующего размера, потому что он неумолимо тянет меня к себе. Я машинально опираюсь руками на его бедра и открываю рот, чтобы впустить его внутрь. Когда я сосу головку, мой язык высовывается наружу, чтобы исследовать пирсинг. Он тяжелый и ощущается непривычно для моего языка, металл постукивает по зубам.
Стон вырывается из его горла, когда я облизываю и дразню его, и он толкается, проникая глубже и вызывая у меня рвотный рефлекс. Я пытаюсь отдышаться, выпустив его изо рта и обхватив одной рукой, одновременно поднимая на него глаза и встречаясь с ним взглядом. Мне всегда было трудно делать минет, потому что я не наслаждалась этим процессом. Он такой большой, что я едва могу взять его в рот без дискомфорта, но он так хорошо пахнет и так приятен на вкус, что я держу зрительный контакт и стараюсь изо всех сил. Его землистый запах затапливает мой рот, заполняет мой нос. Из уголков моих глаз текут слезы, и он смахивает их костяшками пальцев.
Пальцы свободной руки Эйден запускает в мои волосы и сжимает их в кулак, но не для того, чтобы проникнуть глубже. Кажется, это успокаивает его. Единственные звуки в комнате — это мокрое, непристойное хлюпанье, которое я издаю своим ртом, и рев его легких, когда я наконец заставляю его нарушить идеально сохраняемое самообладание. Я отстраняюсь, чтобы сделать еще один вдох, и облизываю нижнюю часть его члена, уделив особое внимание головке.
Он вздрагивает, его бедра напрягаются. Я делаю это снова, и его кулак сжимается в моих волосах до боли.
— Что не так? — спрашиваю я с притворной искренностью. Головка его члена трется о мои губы с каждым словом. — Я слишком груба с тобой? Тебе больно? Хочешь, чтобы я прекратила?
Что-то меняется в глубине его глаз, или, может быть, выражение его лица слегка смягчается, появляется открытость, которой не было еще несколько мгновений назад. Жестокий, безжалостный мужчина, который хладнокровно убил человека прямо на моих глазах, исчез, а тот, кто остался, смотрит на меня влажными глазами, практически умоляя продолжить.