Молча и крайне возмущенно вздохнув, я, всё же, приступила к обеду и едва не растаяла блаженной лужицей, почувствовав вкус солянки, которую сто лет не ела.
- Ну, как? Голос совести захлебнулся вкусом солянки?
- Захлебнулся, - довольно кивнула я. – Очень вкусно.
Пётр тихо усмехнулся и продолжил свою трапезу. За всё время, за которое я успела съесть только суп, он съел все блюда, что были у него на подносе и даже стаканом лимонада запил.
Я ждала, что на его бороде повиснут остатки шницеля или колечко лука, но он ел очень аккуратно хоть и быстро. Аж бесит. Даже докопаться не до чего.
Закинув зубочистку в уголок рта, Пётр откинулся на спинку стула и начал ждать, когда я закончу со своим супом.
Почему здесь такие большие порции?
- А зачем вам так много всего? – спросила я, чтобы разгрузить тяжелое молчание.
- В смысле? – взгляд голубых глаз, сосредоточился на моем лице.
- Ну, я про конюшню, ферму, теперь еще и пилораму, - указала я вокруг себя.
- Просто, - пожал Пётр плечами. – Чтобы было.
- А с чего вы начали своё «чтобы было»?
- С этой пилорамы. Лес даёт хорошо заработать. Конюшня – для души, а ферму я перекупил недавно, и пока с ней больше затрат, чем прибыли. Еще что-то интересует, мисс налоговая? – строго посмотрел на меня мужчина.
- Больше ничего. Пока что.
- Тогда дохлёбывай и поехали. Ты еще коров сегодня доить будешь.
- Не буду, - потрясла я отрицательно головой.
- А кто тебя спрашивает? Сказал будешь, значит будешь.
- Попахивает рабством.
- Это плохо… - протянул Пётр. – Плохо, что ты начала чуять другие запахи. Пора возвращаться на ферму, сбивать тебя с толка.
Глава 10. Василиса
После плотного обеда и чувствовала себя пингвином, ходящим вразвалочку. Но прохлаждаться долго мне никто не дал, так как пришлось снова заняться телятами, а затем началась дойка, и на ферме вновь появился Пётр, напомнив мне о том, что сегодня я буду пробовать доить коров.
- Что-то не хочется, - поморщилась я, глядя на то, как одна из доярок мыла коровье вымя. Большое такое, что жуть.
- Почему? Бери и дёргай, - мягко подтолкнул меня Пётр в сторону коровы, которой теперь доярка говорила столько ласковых слов, сколько не каждый домашний питомец услышит.
- Я не могу, - приходилось шептать, чтобы моя неловкость не была очевидна всем. – У них сиси… как писи. Мужские. Мне неловко.
Стоящий рядом со мной Пётр, резко опустил голову и скрыл короткий смешок за кулаком, прижатым к губам, и кашлем.
- Ну, тем более. В чем проблема? – улыбку Пётр скрывать, всё же, не стал. Глядя на меня сверху вниз, конкретно так веселился. – В количестве? Ты на дискотеках, что ли, не бывала?
- Очень смешно, - выронила я иронично. Собрала всю свою сосредоточенность и стала наблюдать за тем, как женщина профессионально начала доить. Сначала медленно, словно делая массаж, а затем ускорилась так, что, наверное, нисколько не уступала гудящему на соседних коровах доильному аппарату.
- Ну, что? – встала женщина с табуретки и забрала из-под коровы полведра молока, перелила его в другое чистое ведро, которое унёс мужчина. – Пробовать будешь?
- Эм… Я… Я не уверена, что мне нужно пытать коров, у которых и так вымя не в порядке.
- Не боись! – подбодрила меня женщина и, подхватив под локоть, повела в сторону другой коровы, ждущей своего часа. – Я сейчас ее сама подмою, но ты, всё равно, смотри, как это делается. Будешь повторять. Значит, я подмою, а ты подоишь. Поняла?
Не доярка, а мастер убеждать.
- Я попробую, - сдалась я. Надела чистые перчатки, будто иду в операционную, и молча наблюдала за тем, как женщина намывала очередной вымя, наговаривая при этом корове комплимент за комплиментом. – А зачем вы ей всё это говорите?
- Эх, молодёжь. Доброе слово, оно всем приятно. А корове, которую нужно расслабить, вдвойне.
- Да и какая порядочная женщина даст себя за сиськи подёргать без комплиментов? – хохотнул Пётр.
- Верно говоришь, Петрович, - бодро отозвалась женщина. Ей бы с ее голос в ансамбле каком-нибудь петь, а не коров доить. - Ну, давай, красавица. Давай, Марточка. Ты сегодня молодец – вымя хорошее нагуляла, - женщина продолжала уговаривать «порядочную» корову на удой, а я понимала, что это мне сейчас придётся садиться на крошечную табуретку и хвататься за соски. И почему у этой коровы их пять? Разве их не должно быть четыре?
- Из-за того, что у нее все пять сосков рабочие, аппаратом мы ее доить не можем - он рассчитан на четыре соска, - словно услышала доярка мои мысли. – Так что вручную мнём все пять, чтобы не было мастита. Вот тебе чистый подойник, садись на табуретку.
- Мамочки! - всхлипнула я тихо, но на низкую табуретку с большой опаской села.
- Подойник близко к задним ногам лучше не ставить, - продолжала наставлять меня женщина. - Корова может махнуть копытом и опрокинуть его. И да, смотри, чтобы корова хвостом в подойник тоже не лезла. И сильно соски не сжимай. Корова хоть и привязана, но скинуть с табуретки тебя сможет. А теперь бери два передних соска для начала, мягко сжимай и чуть-чуть оттягивай. Как бы пощипывай, но без переборщи с силой.
- Мамочки! – пропищала я жалобно. Очень хотелось закрыть глаза и абстрагироваться от этого места, но страх получить коровьим копытом по лицу был в разы сильнее, чем просто подёргать корову за вымя и доказать, что я этого точно не умею.
Дёрнув раз-другой, я больше следила за реакцией коровы, нежели за тем, вытекает ли из нее хоть что-то в подойник.
- Ты… ты такая хорошая, - лепетала я корове. – Красивая. Черная и… белая. Даже почти не воняешь…
Василиса – мастер комплиментов.
Пока я пыталась говорить корове хоть что-то внятное и, вместе с тем, следить за ее поведением, Пётр зашёл со стороны головы коровы и начал гладить её, как иногда гладит Найду. И комплименты у него получались куда лучше, чем у меня. «Пиздючка монохромная» - комплимент, конечно, сомнительный, но корове он, похоже, пришёлся по душе, так как в подойник начали бить первые струйки молока.
Хотелось взвизгнуть и похвастаться, но я помнила весь инструктаж от опытной доярки, поэтому продолжила спокойно делать то, что делала, стараясь чувствовать руками, правильно ли у меня всё получается.
- У меня руки устали, - произнесла я тихо, когда дно подойника скрыло молоком.
- Терпи и привыкай. Додоить нужно, меняться нельзя, - строго отрезала доярка и покинула меня, перейдя к другой корове.
Доила она ее очень быстро. Ее руки двигались, наверное, раз в шесть быстрее, чем мои. Мне тоже хотелось ускориться, глядя на неё, но я боялась сделать своей монохромной что-то не так, из-за чего она потом, вообще, никому не даст себя подоить.
Когда подойник был почти полон, а я не чувствовала своих рук, стало понятно, что молоко в вымени закончилось. Я выдохнула с большим облегчением, но пришлось просить о помощи Петра, чтобы он забрал подойник из-под коровы и отдал его мужчине, который уносит всё молоко в какое-то отдельное помещение.
- Кошмар! – выпучила я глаза. Пришлось трясти руками, чтобы они перестали казаться мне скрюченными, как у высохшей старухи. – Как они их так быстро и много доят?
- Опыт, - хмыкнул Пётр. С лёгкой улыбкой, затаившейся в уголках глаз среди микроморщинок, посмотрел меня с высоты своего роста и одобрительно кивнул. – Ладно, сегодня можешь освободиться пораньше. Звякну Банзаю, он тебе отвезет домой.
- И всё? – вскинула я брови. – Я могу ещё что-нибудь поделать. Когда руки отдохнут.
- Ну, сама напросилась, - повёл Пётр бровью. – Раздашь коровам соль, там, где ее уже слизали. А потом, всё равно, с Банзаем домой.
- Соль? Зачем коровам соль?
- Витамины, минералы и вкусный для них леденец. Брикеты на складе, склад за фермой. Вперёд.
Глава 11. Пётр
Ебическая сила…
Я уже минут десять наблюдал за тем, как Вася гнётся на коврике у крыльца моего дома. Похоже, мало я её физически нагружаю, если у неё остаются силы на то, чтобы вечером завязываться в узелок в шортах, едва прикрывающих задницу. Красивую, сука, задницу. Особенно с такого ракурса, когда она этой задницей «смотрит» на мой балкон.