Но за окном уже темнелся закат. Вся живность мной была покормлена, огород полит, а Петра всё не было видно на горизонте.
Чтобы он хотя бы сегодня вечером не оставался голодным, я сделала ему бутерброды по его же рецепту – на испеченный им хлеб нарезала копченное им мясо, а сверху дольки малосольных огурцов. Оставив блюдце с бутербродами на столе на кухне, я выключила основной свет и оставила только подсветку гарнитура, как делал сам Пётр. Зажгла свет на крыльце, вышла за калитку и посмотрела по сторонам, чтобы проверить не едет ли кто и не идёт ли к дому.
Никого. Только птички-истерички голосили где-то в районе реки и леса.
Ещё немного постояв у окна в гостиной, я посмотрела на часы, на которых была уже почти полночь и, всё же, решила, что мне пора подняться в свою комнату, дождаться Петра и утра.
Но на верхних ступеньках я услышала, как у дома остановилась машина и хлопнула её дверь.
Немного спустившись, я притаилась в тени лестницы.
Приехал. Дышать сразу стало как-то легче.
Слегка пошатываясь, Пётр вошёл во двор и медленно закрыл за собой калитку, пока Найда, виляя коротким хвостом, обнюхивала его.
- Привет, моя красавица, - тихо произнес Пётр и погладил собаку между ушами. Вяло улыбнулся и посмотрел вверх, похоже, на балкон. Несколько секунд смотрел наверх, а затем, опустив голову, шумно выдохнул. - Только ты меня и ждёшь, да, Найда? - пройдя еще немного, сел на крыльцо. Найда устроилась рядом с ним, положив голову ему на колени. Неуверенно и сонно к ним подошёл Беляш и сел чуть в стороне. – Иди сюда, плоскорожий. Не стесняйся, - своей пятерней Пётр поскреб спину Беляша и подтолкнул ближе к себе, чтобы тот тоже устроил голову на его коленях.
Глядя куда-то перед собой, Пётр сидел ко мне спиной и периодически поглаживал двух собак, которые предпочли не дурить с ним и не заигрывать. Словно понимая, что сейчас ему тяжело, они периодически вздыхали вместе с ним, о чем-то молчали и смотрели вдаль – на лес и реку.
И только я, идиотка, стояла в тени, вновь чувствуя горячие слёзы по щекам. Даже собаки оказались куда более умными и понимающими, чем я.
Рано утром я лежала в своей постели без сна и смотрела на дверь, надеясь на то, что Пётр постучит в неё, чтобы привычно разбудить меня и пойти печь хлеб.
Ещё не было шести утра. Я слышала, как Пётр ходил по дому, как внизу на кухне иногда гремела посуда и как лилась вода из крана.
Неужели и сегодня он проигнорирует моё существование?
Наконец, на лестнице послышались приближающиеся шаги. Я затаилась, перестала дышать. Глядя на дверь, не моргая, ждала, когда он постучит.
- Васька, подъём! - раздался стук в дверь и привычно суровый голос.
С облегчением выдохнув, я даже улыбнулась. Села в постели, накинула кардиган и, запахнув его, пошла вниз на кухню, чтобы сказать то, что репетировала всю ночь.
- Ты на низком старте под дверью, что ли, была? – спросил Пётр, увидев, что я к нему спускаюсь.
Не решаясь поднять взгляд выше его плеч, я встала с противоположной стороны стола, на котором он мял тесто для хлеба. Вобрала в легкие побольше воздуха и выдала на одном дыхании:
- Пётр, я хочу попросить у вас прощения за сказанные мной позавчера слова, - руки с тестом замерли, а затем ладонями уперлись в стол. – И дело не в том, что мне вчера стало известно. Мне очень жаль, и я соболезную вашей утрате… Я не должна была говорить то, что сказала вам тогда. Вы взрослый человек. На самом деле, я так не думала и не думаю. Я просто хотела уколоть вас, потому что вы обидели меня. Простите меня, пожалуйста.
Я чувствовала, как я покраснела до кончиков ушей. Как на глазах собрались слёзы, готовые вот-вот пролиться от стыда и чувства вины.
В своей голове я всю ночь сочиняла красивую речь, но на деле вышел детский лепет. Зато от всего сердца.
Я ждала, когда Пётр скажет хоть что-нибудь, но он всё ещё продолжал молчать, а ладони его так и были уперты в стол по сторонам от колобка теста.
- Я уже собрала вещи. И, если вы скажете мне, чтобы я уехала, я пойму, - сказала я, чтобы разбавить гнетущее молчание.
Наконец, Пётр тяжело вздохнул – хоть какая-то реакция.
- На рыбалке была когда-нибудь? – спросил он вдруг совершенно спокойно.
- Я… нет. Никогда, - ответила я, лишь на мгновение подняв взгляд, чтобы увидеть его голубые глаза, смотрящие прямо на меня.
- Завтракай, и поедем, - сказал Пётр, убирая тесто на противень, а затем чуть более строго добавил. – И ещё раз за весь день без меня ни хрена не поешь - получишь пиздов.
- Хорошо, - сморгнула я слёзы и с облегчением улыбнулась.
- Хорошо?! А где твоё любимое «не возьму»? – в его голосе тоже слышалась улыбка.
- Ну, я их не возьму, конечно, но вы можете мне их дать, если вам очень нужно.
Глава 27. Пётр
Моего решения она ждала. Конечно…
По-любому собрала шмотки ещё вчера утром, чтобы свалить, не попрощавшись. Хрен знает, что её остановило: стало стрёмно звонить бате или повзрослела за день и ночь настолько, чтобы нести ответ за слова, вылетающие изо рта.
Не сказать, чтобы её слова про семью и дом меня задели или уничтожили. Я давно уже всё пережил, переварил, усвоил и молча несу в себе. Приятного в её словах, конечно, было мало, но не настолько, чтобы я ушёл плакать по-мужски в углу, прикусив кулак и обняв плюшевую игрушку.
Пока я закидывал в «уазик» всё необходимое для рыбалки, Васька одевалась. Собак мы решили взять с собой, но это понимала только Найда, которая спокойно ждала, когда её пригласят на заднее сиденье машины. А вот пердушонок метался за мной от кладовки до машины, явно пытаясь понять, что за херня происходит с утра пораньше и куда мы все собрались.
- Я тебе на башку наступлю, если ты ещё хоть раз окажешься у меня под ногой.
- Беляш, ко мне! – бодрый Васькин голос подействовал на Беляша, как надо. он послушно подбежал к ней и сел у ноги.
Проследив за пердушонком, я обратил внимание и на саму Васю. Возмущение её внешним видом пришлось глотать молча.
- А в сумочке что? – указал я взглядом на зеленую сумку на её плече. Такие раньше челноки на рынке носили.
- Телефон, влажные салфетки, средство от комаров, увлажняющий крем, SPF крем, гигиеническая помада и…
- Я про рыбалку не вслух сказал, что ли?
- Вслух, - протянула Васька неуверенно и сместила на кончик носа солнцезащитные очки. – А что? Что-то не так?
- Ты рыбачить, походу, не собираешься? Или у тебя для рыбалки эта сетка вместо нормальной футболки? – кивнул я на её… что это, блядь, такое? Футболка в дырку, через которую отлично видно лифчик.
- Я надела то, что мне показалась удобным и уместным. Жарко же.
- Штаны хоть какие-нибудь прихвати. До вечера едем. Салфеточки и кремушек, конечно, тоже необходимы в рыбалке, но ты ещё резиновые сапоги не забудь.
Васька явно хотела чем-то мне ответить, но сдержала порыв и пошла в дом, виляя задницей в шортах, облепляющих её зад, как вторая кожа.
Сев в машину, я понял, что Васька, вообще, не понимает концепцию рыбалки. От неё пахло духами. Приятно, ненавязчиво, но достаточно для того, чтобы запах фермы временно покинул «уазик». Ну, хоть что-то положительное от этой девчонки есть.
- А куда мы едем? – спросила Васька через несколько минут молчаливой езды.
- На рыбалку, - бросил я, глядя на дорогу.
- А куда именно?
- Рыбу ловить, - ответил я, едва сдержав улыбку. Но не сдержался и хохотнул, когда в рёбра мне прилетел тычок мелким кулаком. – На реку едем. На моё место.
- Так бы сразу и ответили, - Васька деловито повела бровью, указательным пальцем сместила очки с кончика носа на переносицу и отвернулась к боковому стеклу. Собрала пальцы в замок и зацепилась за свою голую коленку.
Ехать до моего места около часа. Всё это время Васька вместе с собаками залипала в открытые окна машины, восхищаясь деревьями, цветочками, камушками. Увидев суслика, стоящего по стойке смирно у своей норы, она заголосила так, что я чуть не потерял руль. Подумал, что ей голову дверью прищемило.