Не подрасчитав на лесной дороге, я сполз с колеи и застрял в луже. Васька напряглась: мы в лесу, в луже, а у неё с собой только салфетки и кремушек.
- Не ссы, - сказал я, выходя из машины. – Сейчас вытащу. Водить умеешь? Хотя, откуда? – махнул я на неё рукой.
- Вообще-то, немного умею, - буркнула она, обидевшись.
- Тогда переползай за руль. Когда скажу «газуй» - газуй.
С видом самой важной писи Васька перелезла на водительское сиденье, не выходя из машины и, опустив голову на педали, зависла.
- Что такое, Василиса Пиздодельная? Педальки три, а ножки всего две? – хмыкнул я.
- Ну, типа того, - улыбнулась она виновато.
- Ой, бляяя… - выдохнул я и быстро объяснил, что, куда и как нажимать. – Поняла?
- Вроде.
- Жди команду, - сняв футболку и, закинув её Ваське на колени, я пошёл за машину, планируя её враскачку вывести её из грязи. Немного подумав, решил перестраховаться и подложить под колесо веток. – Пока не газуй, - крикнул я, склонившись к колесу с ветками в руках и в этот момент Васька, какого-то хрена вдавила педаль газа в пол.
Хулиганка лишила меня зрения и терпения. Отплевываясь от грязи и, пытаясь хоть как-то её смахнуть с лица, я подошёл к водительскому сиденью и молча, без слов, попытался уничтожить Ваську взглядом.
Сначала, вздрогнув, она испугалась моего вида, а затем надула щёки, чтобы не заржать.
Пока я в своей голове подбирал наименее матерные слова, она достала из своей сумочки упаковку влажных салфеток и протёрла мне ими глаза, нос и бороду.
- Ну, вот. А вы говорили, что не пригодится, - улыбалась она мне широко.
Издевается сучка.
Но хоть улыбается.
Глава 28. Василиса
Мы разбили лагерь на берегу реки.
Разбить лагерь (в понимании Петра) – это поставить два раскладных стула недалеко от берега, разжечь между ними костёр, а чуть в стороне разложить столик.
Пётр, не знающий понятие «скоромность», разделся до трусов и вошёл в реку, чтобы смыть с себя грязь. Там же состирнул джинсы, которые затем оставил сушиться на ветке дерева.
А я же успевала наслаждаться видами с… пирса? Что это подо мной? Просто длинная широкая доска, один край которой лежал на каменистом берегу, а другой – в воде на двух металлических колёсах.
- Ты там аккуратно, - сказал Пётр, раскладывая удочку. – За колесами начинается яма, в ней рыба стоит. Так что, если не умеешь плавать, не шагай туда.
- А мне удочку дадите?
- Чтобы ты мне её утопила? – хмыкнул Пётр, посмотрев на меня.
Ещё и влажные волосы назад зачесал так… сексуально.
- Я думала, вы две удочки взяли, - надула я притворно губки и пошла к нему по доске.
- Вторую я взял, чтобы тебя вылавливать из реки, если топиться надумаешь.
- Боитесь меня потерять? – ехидно улыбнулась я.
Пётр лишь неясно улыбнулся мне в ответ, повел широкой бровью и кивнул в сторону «уазика»:
- Иди, бери свою удочку. Не запутайся только в ней.
Довольная собой, почти вприпрыжку, я дошла до машины, достала из неё удочку и, повторяя за Петром, начала её раскладывать.
- А у меня короче, - хныкнула я.
- Ну, ещё бы, - усмехнулся Пётр, подходя к берегу. Звучным матом отогнал заигрывающих друг с другом Беляша и Найду, и достал банку с червями. – Иди сюда. Наживку насадишь.
- Наживку? Я? Я думала, вы мне сами всё сделаете.
- Тогда я потом сам эту рыбу и съем. Иди сюда, - нехотя, но я подошла поближе к Петру. Глотая рвотные позывы, проследила за тем, как разорвал извивающегося червя надвое и одну половину отдал мне. – Насаживай.
- Я как-то не готова, - держа червя двумя пальцами на вытянутой руке, я думала только о том, чтобы даровать ему свободу.
- Не боись. Червяк – это не баба. Его можно и без букета насадить.
- Ха-ха, - выдавила я иронично. – Покажите, как вы насаживаете.
- Ох, Васька. Твои б предложения, да… кхм, ладно. Смотри, - подойдя ко мне ближе, Пётр продемонстрировал, как филигранно он умеет насаживать червя на крючок. Тот даже не сопротивлялся ему. Почти.
- У вас так хорошо получается. Насадите и мне.
- Сама насаживай, - хохотнул Пётр.
- Мамочки, - пискнула я и поднесла крючок к попке червя. Или к его лицу. Сложно сказать. – Я буду осторожной, хорошо? Ты только не извивайся так, пожалуйста. Я могу промахнуться и попасть тебе куда-нибудь не туда. А мы ведь оба не хотим этих неловкостей, ведь так? Просто дай мне дырочку. Смотри, какой ты красивый…
- Я, пожалуй, запомню это всё, - смеялся в стороне Пётр, который, вместо того, чтобы начать рыбачить, наблюдал за тем, как я тут с червём упражняюсь.
- Он не даёт! – возмутилась я, когда червяк словно специально отвел попку подальше от острия крючка.
- Вот-вот. Почувствуй, что это такое.
Собрав всю волю в кулак, я, с самыми искренними извинениями перед червём, наконец, пропустила через всё его тело крючок.
- Прости ещё раз.
- А теперь поплюй на него.
- Зачем? – поморщилась я, глянув на Петра.
- На удачу.
- Что он вам плохого сделал?! – возмутилась я. – Вы и так его пополам порвали, потом я его на крючок насадила, а теперь ещё на него поплеваться нужно. За что столько унижений одному маленькому червяку? А ведь его ещё и рыбы обглодают.
- Ты когда мясо ешь, свинку и коровку жалеешь?
- Ну, да.
- А почему тогда продолжаешь есть?
- Вкусно.
- Ну, и тут почти то же самое. Сначала вкусно будет рыбе, а потом и нам. Плюй.
- Не буду, - воспротивилась я.
- Как хочешь, - махнул на меня Пётр рукой и пошёл к столику, чтобы положить около него чемоданчик со снастями. – Только потом не ной, если без удачи ничего не поймаешь.
- Можно подумать, что мои слюни – магнит для рыбы, - буркнула я себе под нос. Затем, немного подумав, всё же плюнула на червя. Совсем чуть-чуть. Больше звуком плюнула, чем слюнями. – А теперь неси мне рыбку побольше, червячок.
Подойдя ближе к берегу, я замахнулась удочкой и фиганула ею вперед, ожидая, когда поплавок и червяк просвистят над моей головой и упадут в водную гладь.
Но вместо свиста последовал отборный мат, на который я резко обернулась и увидела, как из верхней губы Петра торчит обплеванный мной червяк.
- Васька, ёб твою мать! – рыкнул Пётр. – Ты что наделала?
- Поплевала на удачу. Вы же сами сказали…
Ясно было одно – сам червяк за верхнюю губу Петра зацепиться не смог бы. У него даже лапок нет. Значит, за губу зацепился крючок.
Чтобы не начать приступ паники и истерики, я держалась за удочку обеими руками и во все глаза смотрела на Петра, который, явно сдерживая матерный водопад, смотрел в ответ на меня.
- Чё в удочку вцепилась? Подсекать собралась?
- Я не знаю, что делать дальше, - пропищала я жалобно. – И вы ещё молчите так… страшно.
- Иди в машину, возьми кусачки. Удочку, блядь, положи! – рявкнул Пётр, когда я прямо с удочкой в руках пошла к машине.
Я тут же положила удочку у берега и бегом подбежала к машине, где в старом облезлом ящике с инструментами с трудом нашла то, что могло напоминать кусачки.
Пётр в это время сел на раскладной стул у костра, закинул руки за голову и, в целом, устроился так, будто собрался загорать.
- Вот, - подошла я к нему и протянула кусачки.
- Это пассатижи, - выронил Пётр скучающе и продолжил созерцать водную гладь. – Кусачки похожи, только меньше.
Наконец, в ящике я нашла то, что было максимально похоже на описание Петра и снова подбежала к нему.
- Вот.
- Это плоскогубцы, - вздохнул Пётр и укоризненно посмотрел на меня. – Васька, меня уже черви жрут.
Всё в той же панике я побежала обратно к «уазике» и вернулась от него с ящиком инструментов.
- Показывайте.
- Держи. Рыбачка, блин, - Пётр вложил мне в руки небольшие кусачки. Я мысленно зафиксировала, как они выглядят. Про пассатижи и плоскогубцы я тоже, кстати, запомнила.
- Что теперь делать?
- Откусывай жало у крючка. Только постарайся череп мне не вскрыть в процессе.