- А как? Нужно же чем-то обработать рану. И кусачки. Они же грязные!
- Под водительским сиденьем бутылка самогонки. Обрабатывай, - за неимением альтернатив я облила кусачки найденной самогонкой и с этой же бутылкой пошла к Петру. – Нет. На второй день я не пью. И так хреново, - поморщился он, как маленький отвернувшись от бутылки.
- Ну, может… - немного подумав, я достала из своей сумки салфетки и облила одну из них самогонкой.
- Ты не торопись, - меланхолично произнес Пётр, вполне нормально разговаривая для человека, у которого из верхней губы торчал крючок с червём. – Не волнуйся за червя. Я уже пару раз его облизал.
- А как теперь? Что делать?
- Не знаю, - пожал Пётр плечами. – Домой его возьму, спать с ним буду.
- Я про крючок, вообще-то. Как его… откусить?
- Конец с жалом откуси, а дальше вытащить будет проще простого.
- А как я…? – немного подумав, я села Петру на колени и слегка прильнула к его обнаженному торсу, чтобы разглядеть крючок, его жало и червя. – Меня сейчас стошнит.
- Надеюсь, в сторону?
- Не надейтесь, - на секунду я заглянула в его глаза и мысленно поругала за то, что он такой спокойный.
Сидеть на Петре боком и пытаться поймать край крючка, почти потерянный в его бороде – было тем ещё испытанием.
- Оседлай меня нормально. Как коня, - сказал Пётр, видя, что я начала елозить на нём, чтобы сесть поудобнее и подобраться к его губе с крючком.
- Может, мы просто обрежем леску и снимем червя? Вам, кстати, очень идёт. Как пирсинг.
- Хуирсинг. Садись нормально и исправляй, что сделала.
Привстав, я перекинула одну ногу через ноги Петра и фактически оседлала его. так, действительно, оказалось гораздо удобнее.
С салфеткой, смоченной самогонкой, в одной руке и с кусачками – в другой, я снова приникла к торсу Петра и вгляделась в его ранение.
- Так. Теперь жало хорошо видно. В принципе, я могу его подцепить. Только вы руки уберите подальше. Вдруг, вам будет сильно больно, и вы решите меня побить.
- И куда я дену руки? В «уазик» унесу?
- Хотя бы подальше от моего лица. Сюда положите, - я сама опустила его руки и положила ладонями на свои бедра поближе к коленям. – Если станет совсем больно, просто сжимайте. Только не говорите ничего, а то вдруг у меня кусачки с вашей активной губы соскользнут. Готовы?
- Давай, - сказал Пётр спокойно. Мужские пальцы чуть сильнее впились в кожу моих бедер, когда я пальцами подцепила его верхнюю губу и поднесла к ней кусачки.
Меня мелко потряхивало, а по спине прокатывался холодный пот, хотя вокруг была жара.
Зацепив край крючка кусачками, я на секунду заглянула в голубые глаза Петра, в которых царило абсолютное спокойствие и доверие.
Нашёл кому доверять.
Сдерживая внутреннюю истеричку, я сжала кусачки с большим усилием и кое-как смогла перерезать кончик крючка с жалом, который тут же отлетел куда-то в сторону.
Пальцы на моих бёдрах сжались сильнее.
- Больно? – спросила я, когда вынула из губы Петра крючок с червём и откинула в сторону.
- Как комар на стероидах укусил, - сказал Пётр, а затем взвыл и зажмурился, когда к его губе я приложила салфетку, смоченную в самогонке.
Наверняка от его пальцев у меня останутся синяки на бёдрах.
Глава 29. Василиса
Человек, которому неизвестно понятие слова «комплексы».
Стоит себе босиком в трусах на берегу реки с удочкой, и всё у него прекрасно.
Стоит, правда, подальше от меня, чтобы я опять не попала в него крючком. Привязал для меня новый крючок, на который я насадила червя, а затем научил, как правильно закидывать, а чтобы я подсекала, он просто кричит:
- Подсекай!
В тот же момент я дёрнула удочку вверх и начала мелко подпрыгивать на месте, видя рыбину, барахтающуюся на моём крючке.
- Пётр! – взвизгнула я и направила рыбину в его сторону, чтобы та похлестала его хвостом по спине.
Пётр молча, уже зная, что я от него жду, зажал свою удочку между ног, снял с моего крючка рыбу и закинул её в пластиковый бидон, который стоял рядом с ним. Поправил червя на моём крючке и отпустил, чтобы я продолжила рыбалку.
Я бы и сама снимала рыбу с крючка, но Пётр сказал, что не готов слышать столько нытья во время тихой рыбалки. Поэтому всё делает сам.
А затем, глянув на часы и в бидон Пётр приготовил для нас рыбу горячего копчения. Почистил её, разделал, помыл здесь же в реке и засунул в какой-то металлический короб, из которого буквально минут через пять достал ароматнейшую горячую рыбу. Желудок от подобного запаха жалобно заныл, напоминая, что уже обед, а он ничего не ел с самого раннего утра.
Чтобы не быть совсем уж бесполезной, я нарезала к столу овощи, сыр и наломала хлеб (резать домашний хлеб, по уверениям Петра, было нельзя).
Пётр, пока коптилась рыба, вскипятил на костре воду и заварил чай.
Наш пикник был готов. Не помню, чтобы я ещё хоть что-то и хоть где-то ела с таким же аппетитом, как эту рыбу – за обе щеки, на грани чавканья.
- Очень вкусно! – восхищалась я кулинарными способностями мужчины.
- Кушай-кушай, - кивал Пётр, но сам почти ничего не ел. Только сидел от меня через костёр в раскладном кресле, пил горячий чай и серьёзным, чуть прищуренным взглядом, смотрел на реку.
- А вы не голодный?
- Похмелье, - бросил он коротко и опустил взгляд на кружку в своей руке.
Аппетит мой тоже стремительно упал, стоило вспомнить причину его похмелья. Будто это не вчера было, а очень давно, из-за того, что сегодняшний день оказался насыщенным на события.
- Простите меня ещё раз за вчерашнее, - произнесла я тихо, и Пётр на меня посмотрел с лёгкой улыбкой, лучиками собравшейся в уголках глаз.
- Тебе не за что извиняться. Но теперь будешь умнее и научишься фильтровать базар, прежде чем что-то ляпнуть. Взрослеть бывает больно.
- Это точно, - согласилась я безрадостно.
Повисло молчание, которое перебивало только шуршание костра между нами. Я смотрела на профиль Петра, снова смотрящего на реку, и очень хотела задать один единственный вопрос, заботивший меня со вчерашнего утра.
- Она живая, - сказал вдруг Пётр сам.
- Кто?
- Моя жена. Бывшая, - добавил он сразу. – Я чувствую, как ты прожигаешь мою щеку жалобным взглядом. Хватит, Васька. Погибла моя дочь. Жена жива, давно живёт в другом месте и у неё давно есть новая семья.
- А почему вы?...
- Садятся два человека за стол. Ужин. Смотрят на пустой стул рядом с ними, смотрят друг на друга и ненавидят друг друга за то, что стул пустой.
- Простите.
- А сейчас за что? – вскинул Пётр бровь и посмотрел на меня укоризненно.
- За бестактность. Опять лезу, куда не просят, - я стыдливо опустила взгляд на свои колени.
- Пойдём, - сказал вдруг Пётр и первым встал со своего стула.
- Куда?
- Покажу кое-что, - пошлёпал он босиком к доске на колёсах, которая была в реке. – Только ты кроссовки свои сними.
- Хорошо.
Торопливо я стянула с себя кроссовки и носки, оставив их у стула. Пошла следом за Петром, который по-джентльменски пропустил меня вперёд по доске, а сам пошёл следом.
- Плавать умеешь? – спросил он, когда мы подошли к краю.
- По собачьи и… а-а! – вскрикнула я, поняв, что Пётр толкнул меня в реку и сам прыгнул следом. – Вы! – рявкнула я угрожающе, когда он всплыл. – Вы с ума сошли?!
- Показал, как можно освежиться, - хохотнул Пётр, убирая со своего лица капли воды.
- Сейчас я покажу вам, как можно освежиться!
Подплыв к Петру, я быстро положила ему ладони на голову и опустила его голову под воду, почти по-злодейски рассмеявшись. Но почти сразу взвизгнула, когда Пётр прямо под водой схватил меня за талию, приподнял и бросил в сторону.
Смеясь, как дурочка и уворачиваясь от брызгов, которыми меня орошал Пётр, я снова подплыла к нему ближе, надеясь, что с близкого расстояния смогу забрызгать его сильнее, чем он меня.