Но не меня. Я уже изучил их как свои пять пальцев, возможность слушать их бредни развила у меня иммунитет, и сегодня я надеялся привить Сегиса: пускай немного побудет среди них, пускай их послушает, для этого достаточно войти в столовую и сесть за какой-нибудь из длинных сплошных столов. Если они примут тебя за новичка, если поверят, что ты все еще колеблешься, то изо всех сил будут стараться завоевать твое расположение. Это та еще секта или финансовая пирамида — одна из тех афер, которые поддерживает на плаву постоянный приток новых людей. Иногда кувшинщик садится с тобой рядом и изображает участие, сначала заговаривает о чем-нибудь постороннем, чтобы изучить твои слабые места, а потом заливает, как изменилась его жизнь после вступления в сообщество, как он обманывался столько лет, какие плюшки дает экоммунарская жизнь, как хорошо живется без гиперконсьюмеризма. Уши вянут. Они как наркоши, которых реабилитирует какая-нибудь ультрарелигиозная группа, или бывшие алкоголики, пытающиеся растолковать тебе пользу ананасового сока. Собрания кувшинщиков должны сильно смахивать на собрания анонимных алкоголиков: «Здрасте, я Хуан, я больше не летаю на самолете, я уменьшил свой экологический след, я сам выращиваю себе еду»; и все такие его приветствуют и подбадривают: «Привет, Хуан, ты молодец, Хуан, у тебя получилось!» В других случаях они действуют тоньше: разыгрывают между собой достаточно громкий диалог, чтобы их слова долетали до твоего слуха. Несмотря на внешнюю естественность, это чистое притворство: как актеры в плохом фильме, они просто декламируют информационные сводки, чтобы зритель узнал, сколько всего они уже добились, сколько появилось новых сообществ, что происходит в той стране или в этой, какой очередной закон правительство примет благодаря им и, конечно же, какой городской совет купит у них мотоцикл. Но забавнее всего изображать внимание, подыгрывать и влезать в их разговоры. Ты бы видел, как я спорил с опытными кувшинщиками о том, как бороться с экофашизмом, какую роль в переходе должно играть государство, успеем ли мы предотвратить коллапс или уже слишком поздно и его можно только смягчить. Увлекательных тем для дебатов хоть отбавляй: «Новый зеленый курс» — это реальная мера или уловка крупного бизнеса? замедлить изменение климата еще можно или его разумнее, наоборот, ускорить, чтобы побыстрее прийти к посткапитализму? что лучше — реформы или революция? кувшин с одним носиком или двумя?
В столовую мы вошли вслед за Геей, и нас встретил ожидаемый запах жары и потных тел: экоммунары, естественно, не жалуют кондиционеры и пользуются ими только в крайних случаях. Охлаждаются они по старинке, веером или в тени, максимум вентилятором, ну и прихлебывание из кувшина никто не отменял. От кондиционеров они отказываются так же, как и от самолетов и, ясное дело, машин, в том числе электрических: не так уж они, мол, и экологичны, как заверяют производители и власти, потому что отложенное загрязнение то, необходимые ресурсы се, а их добыча и отходы производства — вообще беда. Атомную энергетику они, само собой, тоже не признают, планы по открытию новых станций вызывают у них протест, хотя один-единственный реактор стоил бы всех их солнечных панелей на крышах. Атомные электростанции им не нужны, но не нужны и ветряные, если они слишком велики. То есть если их контролируют не они сами. Геоинженерные меры против глобального потепления им тоже не нравятся; некоторые эксперты предлагают бомбардировать атмосферу не знаю какими веществами, но господам кувшинщикам это кажется неправильным, да им любое технологическое решение кажется неправильным. Они, конечно, хвастают, что пользуются 3D-принтерами и новыми строительными материалами, но им больше по душе кувшины и ослы, гончарное дело и огороды, возврат к племенному образу жизни.
Первое разочарование: в столовой почти не оказалось декора. Мы увидели голые кирпичные стены да длинные скамейки. Под декором я имею в виду не люстры или тканевые скатерти, а обычный кувшиннический реквизит: плакаты с банальными лозунгами, фотографии счастливой жизни в сообществах, доску с заданиями, уголок с объявлениями. Было видно, что столовая в Южном секторе еще новая, украсить ее пока не успели, а может, это посетители ее разграбили: снимают же в этих домах даже двери с петель. А жаль, ведь декор облегчил бы мне работу с Сегисом — он сам заметил бы инфантилизм кувшинщиков с первого взгляда. Посетители тоже помогали мне не слишком: это явно были местные, которые действительно пришли поесть, довольно тихие люди, лишенные обычного для таких районов энтузиазма. Те немногие разговоры, из которых я уловил отдельные слова, вертелись не вокруг посткапитализма, а вокруг вывоза мусора, перебоев со светом и предстоящей разбивки лагеря перед мэрией. Я утешал себя мыслью, что Сегис начнет ассоциировать экоммунальное движение с этими оборванцами — такими далекими от его жизни, школы, друзей и бизнеса.
— Газировки нет, — сказал я ему, нагнетая впечатление нужды, сродной с аскетизмом монастырской трапезной.
Мы с Геей подошли к стойке с едой. Хотя вид емкостей с такой простой пищей — непременной чечевицей, горой картошки, салатом и неаппетитным для подростка из платной школы рагу — говорил сам за себя, я решил лишний раз подчеркнуть скудость выбора.
— Газировки нет, — сказал я Сегису, который даже представить себе не может, каково это — есть не дома и пить воду из-под крана. В льготный магазин я бы тоже охотно его сводил — пусть бы он посмотрел, как там пусто на полках, как на них мало вещей, без которых он жить не может; эти полки наводят на мысли о какой-нибудь бедной стране с продуктовыми карточками, о какой-нибудь специфической исторической эпохе. И не надо мне рассказывать про личное потребление, кооперативы и справедливую торговлю, не надо заводить шарманку про закупки напрямую у мелких фермеров, нулевой километр, замедление роста и скромное изобилие: это называется нищетой. Можно прикрывать ее какими угодно эвфемизмами, но она так и останется нищетой. Убожеством. Жить меньшим, гораздо меньшим — вот что они предлагают, и вот где будет корень их поражения. Как будто желанием можно управлять. Перестать хотеть они нас не заставят. И хотеть как-то иначе тоже. Большинство людей — и те бедолаги, которые сидели сегодня в столовой, в том числе, они даже особенно, — чего-то хотят, и сильно. Мы хотим гораздо большего, чем то, что могут нам предложить льготный магазин, столовая и сообщество. Мы способны отказываться от многого, но все равно чего-то хотим. Можно урезать ассортимент и ограничить какую-то часть нашего потребления, но нельзя принудить нас перестать хотеть. Здесь никакой переход невозможен. Нам не могут предложить ничего, что компенсировало бы отказ от желания. Жизнь — это нечто гораздо большее, чем крыша над головой и пища. У тех, кому они не гарантированы, тоже есть жгучие желания. Они не хотят запретов на авиаперелеты, не хотят навсегда распрощаться с мыслью о путешествиях. Вот скажи людям, чтобы они перестали мечтать, допустим, о поездке в Нью-Йорк. Неважно даже, что в массе своей они и так никогда не смогут туда поехать. Попроси их отказаться от желания поехать в Нью-Йорк: выйти из дома с большим чемоданом, просидеть пару часов в стильном аэропорту, провести в воздухе восемь или десять часов, со стюардессами к твоим услугам и подносом с едой, увидеть силуэты небоскребов из окна, пройтись, вытягивая шею, по проспектам, сделать тысячу снимков, купить хот-дог в уличном ларьке, зайти во все те места, которые тебе пофиг, но где обязательно надо побывать, приобрести сувенир с надписью «I love NY» и вернуться домой, главное — вернуться домой с чувством удовлетворения, потому что социальный лифт движется не только вертикально, но и горизонтально, трансатлантически, до самого Нью-Йорка. Кому — до Нью-Йорка, а кому — до Парижа, Стамбула или Карибских островов. Вот скажи всем этим людям не о том, что они не смогут отправиться в поездку, а о том, что они должны отказаться от желания поехать в Париж, Стамбул или на Карибы. В восхитительный замок-отель со шведским столом на завтрак. В ресторан, где можно оставить зарплату за целый месяц, пускай даже всего раз в жизни. Что они должны забыть о желании иметь машину, на которой можно было бы иногда выезжать из города и просто катить вперед ради самого удовольствия сидеть за рулем, и разгоняться, и жечь бензин, и отслеживать каждый поворот, и высовывать руку из окна на тихих дорогах, потому что тебе нравится водить машину. Вот скажи всем этим людям, что из прохладительных напитков еду теперь можно запивать только крафтовым пивом; предложи им смириться и хлебать из гребаного кувшина.