— Послушай, Роберто, давай встретимся сегодня в первой половине дня. После того как я принес вам документы, мои дела пошли в гору, причем стремительно.
— Пошли в гору, — повторил он, и я услышал, как он печатает на своем компьютере.
— Да, я не остановился и практически заключил договор с североамериканским поставщиком, ну и самое приятное: у меня уже сотня подписавшихся клиентов. Сотня. Всего за три недели! Собраны авансы, так что это уже не проект, а реальность. Моя компания только появилась, а у нее уже столько заказов, и я мог бы выполнить первый завтра же, но поставщик не собирается меня обслуживать без гарантии оплаты, мне нужна эта кредитная линия, немедленно. Клиенты ждут начала сборки, а я не в состоянии нанять монтажников, пока вы меня не разблокируете. Я могу прикрепить все эти контракты к делу, чтобы вы приняли их во внимание. Сотня клиентов! У этого бизнеса большой потенциал, мне каждый день звонят и пишут, я уже планирую искать продавцов в других городах, а мы ведь себя почти не рекламируем…
— Я бы и рад тебе помочь, Сегисмундо, но документы подписывают другие люди.
— Тогда позволь мне поговорить с твоим начальником.
— Не думаю, что…
— Этот вопрос по телефону не решить. Я заеду к тебе в офис через час, и мы спокойно об этом поговорим.
— Я сегодня очень занят.
— Десять минут. Дай мне всего десять минут.
Я собирался сказать «десять чертовых минут», но с каждой фразой владел собой все лучше и лучше.
— Буду через час, Роберто, спасибо.
Я повесил трубку, лишая его возможности возразить, и перезвонил Юлиане, чтобы занять линию.
Он сам не свой, — сказала мне милая Юлиана, — дедушка сам не свой: он встал в четыре утра, а я проснулась от его стука в дверь. Дала ему воды и плюшку, заставила выпить таблетку. Он стучал в дверь больше двадцати минут — все кричал: «Мне надо выйти, мне надо выйти». Он меня толкнул и укусил за руку.
— А почему ты не дала ему выйти? — спросил я расстроенную Юлиану. Инструкций она, видимо, не помнила.
— Было еще темно. — Она рассказала, что ей удалось отвести тебя в гостиную и усадить в кресло перед телевизором. Ночной телемагазин и таблетка тебя в конечном счете угомонили. Но вот ты уже проснулся и борешься с дверным замком. Так устало жаловалась Юлиана.
— Вы пусти его, — велел я. — Кто-то должен быть с ним рядом, но пускай он идет себе куда хочет. Осторожно на светофорах и все такое, но не надо ему сидеть взаперти. И держи меня в курсе.
— Если я сейчас отопру дверь, он оттуда выскочит, как бык из открытого загона. И может упасть с лестницы.
— Выпусти его, — настоял я.
Так она и сделала, рассказала мне потом Юлиана: отперла замок и открыла дверь; ты выбежал очертя голову и запрыгал по лестнице, а она держала тебя под руку. Когда ты вышел на улицу, то точно знал, в какую сторону идти: по тротуару вправо, через улицу, до угла и в сторону проспекта, быстрым шагом, сталкиваясь с прохожими. Юлиана шла следом и на каждом перекрестке с трудом тебя тормозила.
Тогда я увидел у себя на телефоне твой маршрут, движущуюся по карте мигающую точку, и подумал: сегодня настал тот день, сегодня наконец-то настал тот самый день.
Сотня клиентов. Сколько ты знаешь предприятий, которые без рекламы, без приличного офиса, всего лишь с двумя начинающими продавцами в штате обрастают такой уймой заказчиков за три недели? Сколько времени понадобилось тебе, чтобы заполучить первую сотню долбаных клиентов?
По пути в банк я мог их найти и того больше: у меня было запланировано еще несколько визитов примерно в том же районе.
Первый поначалу складывался непросто, но в итоге открыл такие возможности, о которых я даже не подозревал, — ты же знаешь, как важны для успеха компании случай и интуиция. Хозяева были молодой парой с маленьким ребенком, жили они в новом здании довольно-таки убогого качества, с кладовыми на крыше, которые не слишком годились для убежища. Но еще у них была подземная парковка, и парень меня туда отвел. Они с женой купили два парковочных места и одно из них намеревались арендовать, но муж придумал ему лучшее предназначение. Мне показали пространство между колоннами посередине этажа, без стен, открытое со всех четырех сторон и окруженное машинами.
— Как вам такой вариант? — спросил парень.
Я повторял обычную процедуру: ходил по кругу, считал шаги, похлопывал ладонью по колонне, внимательно рассматривал потолок с кабелями и трубами.
— Надо подумать, — сказал я ему. О секретности там не могло быть и речи: соседи обо всем узнают, даже если спрятать модуль и обнести импровизированную кладовку стенами из кирпича.
При осмотре мне показалось, что парковка для такого комплекса слишком велика. Парень подтвердил: у большинства жильцов было по два, а у некоторых и по три места. Застройщик планировал еще один блок, но планы не осуществились, поэтому полпарковки осталось не при деле, и свободные места он выставил на продажу на выгодных условиях. А что бы сделали другие семьи, молодые пары с маленькими детьми, увидев, что кто-то из соседей приспособил свой участок под убежище? Загромоздили бы своими велосипедами и походным хламом или сдали бы их по дешевке, поскольку в этом районе парковки есть во всех зданиях? А может, они как раз захотели бы оборудовать безопасные места и для себя по хорошей, очень хорошей цене: если бы покупки оформили скопом, я бы предложил им значительную скидку. Почему бы парню не упомянуть об этом на следующем собрании соседей? Разве он не в курсе, что уже есть такие жилые комплексы, явно дороже этого, которые включают не только парковку, бассейн и видеонаблюдение, но и убежища для всех своих жильцов? Разве он не понимает, как такое дополнение повысило бы ценность его дома? Сколько человек живет в этом блоке? Полсотни? Пятьдесят молодых семей с детьми? А вдруг удастся заполучить пятьдесят новых клиентов за один раз? Когда у них следующее собрание? А нельзя ли его созвать в срочном порядке, тема ведь достаточно важная? Ничего, если я тоже буду на нем присутствовать, чтобы познакомить жильцов со своим предложением и разрешить все сомнения? Что, если я представлю в банк сотню подписанных контрактов и сведения о еще пятидесяти устных соглашениях? Поистине, это чудесный знак — похоже, день снова налаживается.
Перед встречей в банке у меня даже осталось время на еще один визит. На первый взгляд он предвещал успех: передо мной оказалась пара лет тридцати с лишним или сорока, женщина была беременна (за это дополнительные баллы). А еще им явно нравилась ностальгическая эстетика: их крошечная квартирка была оклеена афишами к древнющим фильмам, а на полках в гостиной стояли старые камеры и теперь уже никчемная пишущая машинка. Я даже приметил там проигрыватель. Таких людей я знаю как облупленных: они жаждут воскресить какое-то мифическое прошлое и жить по образу своих родителей или дедов; мечтают о пожизненной работе, необременительной ипотеке и оплачиваемом отпуске. Безопасное место в подвале — вполне себе замена таким вещам, если понимаешь, что их не вернуть. Эти двое испытывали ностальгию, но кувшинщиками не были. Раньше я путал эти понятия, а потом до меня дошло, что они сильно не совпадают: кувшинщики не выражают ностальгию через одежду, дизайн или культуру; реакционность таких жестов им противна. Но в лице этой пары я имел дело именно с ностальгией, а не с кувшинничеством; у них тоска по прошлому выражалась скорее эстетически, чем политически, как компульсивное желание потреблять все, что сглаживало дискомфорт, пусть даже они и словами-то его обозначить не могли.
Как ни странно, убедить удалось мужа. Я-то ожидал, что беременная женщина, озабоченная безопасностью будущего ребенка, с готовностью купит что угодно, от резиновых накладок для мебели до убежища в подвале, — но зря: она отреагировала сдержанно. Судя по всему, между супругами назревал спор, и они собирались устроить препирательства при мне. Ну а что, мы с Моникой были не лучше, да и вы с мамой без стеснения затевали ссоры на глазах у любого официанта.