Отец стал ректором колледжа, и я не представляю, сколько звезд, комет и прочего он открыл с той ночи, когда родились мы со звездой. Но я знаю, что он очень знаменит, о нем пишут в газетах и журналах, он есть в большой толстой красной книге «Кто есть кто» в библиотеке и знаком со множеством известных людей.
Няня говорит, что бабушка Андерсон умерла сразу после моего рождения, но это ничего не изменило в налаженном домашнем хозяйстве: няня, как и раньше, продолжала отдавать распоряжения, ведь она занималась хозяйством в последний год жизни бабушки Андерсон и знала, как все устроить по вкусу отца. По ее словам, мама пару раз пыталась взять бразды правления в свои руки, и однажды няня ей это позволила, просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Но все пошло наперекосяк, даже отец заметил это и высказался. После этого мама больше никогда не пыталась лезть в домашние дела. Во всяком случае, с тех пор как я себя помню, она никогда этого не делала.
Большую часть времени она проводит в своих комнатах в восточном крыле, только выходит к обеду, гуляет со мной или посещает всякие мероприятия, куда им с отцом приходится ходить вместе. Няня говорит, что их очень много.
Похоже, они не хотели, чтобы люди знали об их разводе, и старались вести себя как обычно. Но няня Сара говорит, что давно знала о предстоящем разводе. Впервые я услышала об этом, когда няня говорила с Норой, девушкой, которая тогда работала у нас на кухне. Как только у меня появилась возможность, я спросила няню, что такое развод.
Я хорошо помню, что она испугалась и зажала мне рот рукой. Она не сказала мне ни слова. И это был первый раз, когда я увидела, как она бросает быстрый взгляд через плечо. С тех пор она делает это постоянно.
Как я уже сказала, она ничего не объяснила, и мне пришлось искать ответ у кого-то другого. Я не могла оставить это просто так и ничего не узнать – слишком испуганной выглядела няня Сара, а это вообще-то касалось моих родителей.
Мне не хотелось спрашивать маму. По поведению няни Сары я почувствовала, что маме этот развод не нравится. И я подумала, что если она еще не знает о нем, то я уж точно не хочу говорить ей об этом первой. Поэтому не стала спрашивать маму.
Конечно, мне и в голову не пришло спросить отца. Я никогда не задаю ему вопросов. Няня говорит, что однажды я спросила его, почему он не любит меня так, как другие папы любят своих дочек. Но я тогда была совсем маленькой и не помню этого. Няня сказала, что отцу это не очень понравилось. Может быть, сама того не осознавая, я все-таки это запомнила, поэтому даже подумать не могла о том, чтобы задать ему вопрос.
Сначала я спросила доктора. Я подумала, что, может быть, это какая-то болезнь и если он узнает, что она скоро начнется, то сможет дать им какое-нибудь лекарство, которое убережет их. Ну, знаете, как делают прививку от оспы. Я так ему и сказала.
Он издал странный смешок, который вообще не был похож на смех, потом стал серьезным и ответил:
– Прости, девочка, но, боюсь, у меня нет лекарства, которое предотвратит развод. Если бы оно у меня было, я бы не успевал ни есть, ни пить, ни спать, только бегал бы по пациентам.
– Выходит, это болезнь?! – воскликнула я.
Я очень сильно испугалась: неужели ни один врач не сможет ее лечить?
Он покачал головой и снова издал этот странный смешок.
– Боюсь, что нет. А что до того, болезнь ли это… некоторые называют его болезнью, другие – лекарством, а третьи говорят, что это лекарство хуже болезни. Господи, детка! Что я вообще говорю? Просто забудь об этом, милая. Тебе еще рано о таком беспокоиться, подожди, пока подрастешь.
Подрастешь, подумать только! Ненавижу, когда со мной так разговаривают! А это постоянно случается! Как будто я еще ребенок, а ведь я уже почти шагнула туда, «где ручей встречается с рекой».
Что-то в этом роде я слышала каждый раз, когда спрашивала, что такое развод. Кто-то смеялся, кто-то вздыхал, кто-то начинал тревожиться. А один человек очень разозлился. (Это была портниха. Я потом узнала, что она сама развелась. Так что, наверное, она подумала, что я специально задала этот вопрос, чтобы ей досадить.) Но никто не ответил мне так, чтобы я поняла, что это значит. Почти все говорили: «Пойди лучше поиграй», или «Не стоит говорить о таких вещах», или «Поговорим, когда немного подрастешь» и все в таком духе.
Как я ненавижу такие ответы, когда у меня действительно важный вопрос! Как взрослые собираются давать нам образование, если не отвечают на наши вопросы?
Не знаю, что меня больше всего разозлило. (Или правильно: сильнее разозлило? Я ненавижу грамматику!) То, что мне все отвечали, ничего не объясняя, или то, как поступил мистер Джонс, хозяин магазина, и покупатели, которые были там.
Как-то я покупала белые нитки для няни Сары. Это было через некоторое время после того, как я спросила доктора, является ли развод болезнью. Кто-то сказал что-то, что навело меня на мысль, что развод можно купить, и я вдруг решилась спросить мистера Джонса, нет ли у него в продаже разводов. (Конечно, сейчас все это кажется мне очень глупым, ведь я знаю, что развод – это очень простая и частая штука. Это то же самое, что свидетельство о браке, только ты не выходишь за мужа, а выходишь из-за мужа, но тогда я этого не знала. Но если уж я собираюсь рассказать эту историю, то должна это делать по порядку.)
Так вот, я спросила мистера Джонса, нет ли у него в продаже разводов. Вы бы слышали, как смеялись люди! Шесть человек, сидевшие у печки!
– Да уж, малышка! (Ненавижу, когда меня так называют!) – воскликнул один из них. –