Для меня это было равносильно попаданию в рай. Сравнительно тепло, сухо, и главное — не было вонючего свинарника. Я понял, что статус кузнеца в деревне чрезвычайно высок. Его слово, пусть и короткое, было законом даже для вредного старика. Тот, конечно, приходил, ворча, к кузнице, требуя «свою собственность», но Борг одним лишь молчаливым взглядом и движением плеч заставлял его отступать. Старик уходил, бормоча проклятия, но перечить Кузнецу не смел.
Однако избегать экзекуций полностью пока не получалось. Старик был хитер и злопамятен. Он выслеживал меня, когда ходил по нужде или таскал в кузню уголь. И тогда, вдали от защищающего взгляда Борга, меня ждали те самые хлесткие, унизительные удары трости.
— «Дрогга! Загарр! Не думай, что ты стал своим!» — шипел он, целясь в голову и плечи.
Но теперь у Андрея была защита. Не физическая, а ментальная. Лежа вечером на овчине в кузнице, слушая потрескивание углей в остывающем горне, он шепотом повторял выученные слова, как мантру: «Балга. Кранн. Фрайа. Вей».
Каждое новое слово было кирпичиком в стене, которую он возводил между собой и своим рабством. И он знал, что однажды эта стена станет достаточно крепкой, чтобы либо защитить его насовсем, либо обрушиться на головы его мучителей. И он очень хотел, чтобы случилось второе.
Очередная встреча случилась у ручья. Я смывал сажу и копоть с лица и рук, когда из-за деревьев, словно зловещая тень, возник старик. На его губах играла привычная ехидная ухмылка, а в глазах плясали огоньки предвкушения. Он уже занес свою проклятую трость, привычным жестом целясь в мою голову.
Но на этот раз всё пошло не по плану.
Я не отпрянул и не замер. Резко выпрямился и, глядя старику прямо в глаза, произнес, тщательно выговаривая еще неловкие, но уже уверенные слова на его языке:
— «Если не прекратишь… я найду способ. Отомщу».
Трость замерла в воздухе. Ехидная ухмылка сползла с лица старика, сменяясь чистым, неподдельным удивлением. Его брови поползли вверх. Он несколько секунд молчал, изучая меня, будто видя меня впервые.
— «Что? Мерзкий пес… наконец-то научился человеческому языку?» — просипел он, и в его голосе сквозь привычное презрение пробивалось нечто иное — любопытство, смешанное с настороженностью.
— «Научился», — коротко и твердо бросил Андрей.
Старик фыркнул.
—«И что? Можешь сказать, как тебя зовут, собака?»
— «Меня зовут Андрей».
— «Андрей…» — старик с отвращением растянул слово, будто пробуя на вкус незнакомую пищу. — «Ага, вот и имя у тебя какое-то собачье. Ладно, Вонючка, иди дальше, работай».
В груди у меня что-то дрогнуло. Казалось, худшее миновало. Наконец то я сумел парировать, впервые за все время заставив этого негодяя удивиться. Чувство крошечной, но важной победы согрело изнутри. Когда я, уже почти расслабившись, развернулся и сделал шаг по направлению к кузнице.
И в этот момент мир взорвался белой вспышкой боли.
Тупой, оглушающий удар трости обрушился на его затылок. Он зашатался, едва удержавшись на ногах, и медленно, через туман в глазах, повернулся.
Перед ним снова стоял старик. Но теперь на его лице не было ни удивления, ни даже злобы. Там была маска чистого, безраздельного удовольствия. Он смаковал этот момент, этот подлый, вероломный удар.
— «Учись…» — тихо прошипел он, и в его глазах читалось продолжение: «Но помни, кто здесь хозяин».
— «Я… тебе… отомщу», — сквозь стиснутые зубы, через боль и тошноту, ели выдавил я.
Старик лишь презрительно фыркнул, развернулся и удалился, постукивая тростью.
Вернувшись в кузницу, с новой яростью погрузился в работу. Каждый уголек, который я бросал в горн, был в его воображении головой старика. Каждое движение мехов раздувало пламя ненависти.
Глава 4
4
И в этот день Борг доверил мне новую, ответственную задачу — кузнечные щипцы. Это были не просто клещи, а массивные, тяжелые «хольды», как их назвал кузнец. Работа была адской. Андрей должен был крепко ухватить ими раскаленную добела заготовку и, повинуясь коротким командам Борга, держать ее на наковальне, поворачивать, подставлять под молот.
Жар от металла выжигал воздух, обжигая лицо. Искры шипящими брызгами летели на его руки и рубаху. Мускулы на руках и спине напряглись до предела, дрожали от непривычной нагрузки, но я не дрогнул. В голове стучала одна мысль: «Держать. Держать, чтобы выжить. Держать, чтобы когда-нибудь сжать этими щипцами глотку тому старику».
Борг, работая своим молотом, с силой, способной раздробить камень, обрушивал удары на металл. Громкий, ритмичный звон наполнял кузницу. Под эти удары раскаленный прут начал превращаться в нечто иное. Борг вытянул его, затем разрубил на несколько ровных кусков — будущие заготовки для подков.
Весь оставшийся день я видел перед собой только это: раскаленный металл, летящие искры и насмехающееся лицо старика.
Засыпая вечером на своей овчине, прислушиваясь к потрескиванию углей, я не думал о языке, не думал о свободе. Думал только о мести. Мысленно перебирал все предметы в кузнице: тяжелые молоты, острые зубила, раскаленные угли. Искал орудие. И был уверен, что найду его. Не сегодня, так завтра. Потому что каждая новая работа, каждая освоенная им вещь в этом мире, давала не только навык, но и потенциальное оружие. А кузница была самым большим арсеналом во всей этой проклятой деревне.
Утро вломилось в кузницу бледными лучами сквозь закопченное окно. Я выползал из-под овчины, как всегда, разбитый. Пока Борг не пришел, нужно было принести угля и приготовить все к работе. Таская тяжелые плетеные корзины, я машинально обходил знакомые углы, и взгляд мой зацепился за старую, прогнившую бочку, прислоненную к стене в самом темном углу.
Я остановился, прищурился. Из-под дубового обруча, вжатая в землю, торчала шляпка. Это была шляпка гвоздя. Крупная, квадратная, кованая.
Сердце заколотилось чаще. Оглянувшись, я присел на корточки, отодвинул бочку, которая с противным скрипом поддалась на пару сантиметров. Я протянул руку и обхватил пальцами холодный, шершавый металл. Он был тяжелым, увесистым, настоящим куском железа. Я потянул, и из земли, будто нехотя отпуская добычу, вылез гвоздь. Добротный, кованый, длиной с мою растопыренную ладонь и еще с палец — сантиметров пятнадцать, не меньше.
Я замер, сжимая в кулаке эту неожиданную удачу. Это был не просто кусок железа. Это был знак. Шанс.