— Проклятые рудники!
На третий день вышли под стену. Там, по мере расширения камеры, начали работать сразу несколько человек, темп ускорился. Одни шли влево, другие вправо, третьи углубляли, четвертые выковыривали отверстия в потолке, чтобы мог выходить дым, была тяга. Как только пробили первую дыру, сразу стало светлее и дышать легче.
На четвертый день ближе к обеду подожгли дрова в подкопе под восточную стену. Я приказал своим не останавливать работы и пошел посмотреть, что получится у конкурентов. Несмотря на то, что их удача обернется неудачей для меня, желал, чтобы у них получилось. Мне уже надоело играть в шахтера, лазить по узкой штольне. В детстве много времени проводил в подвале под домом, а там было много узких лазов, по которым протискивался с трудом. Мне до сих пор снятся кошмары, что застрял в одном из таких. Знаю, что выберусь из этой эпохи живым, но все равно напрягался в штольне, когда рядом начинали сыпаться мелкие камешки, предвестники больших неприятностей.
Горело у конкурентов тускло. Не знаю, они пробили такую узкую щель или ее вообще нет, и дым сам сумел как-то протиснуться, но горело у них плохо. Я знал, что результат будет нескоро, поэтому ждал в тенечке. Мои соратники наоборот приготовились чуть ли не мгновенному обрушению стены. Неподалеку от нее собралась почти вся наша армия. Осажденным было не менее интересно. Зрелищ сейчас мало, каждое в цене, даже смертельное для зрителей.
Прошел час, второй, третий… Дыма становилось все меньше, а стена продолжала стоять, как ни в чем не бывало. Как говорили в годы моего детства, факир был пьян, и фокус не удался. Зрители на стене начали расходиться. Вскоре их примеру последовали и наблюдавшие с другой стороны ее.
Ко мне подошел мамелюк из личной охраны правителя с приказом прибыть к нему. Салах ад-Дин, одетый во все белое, сидел на высоком стуле под натянутым для него белым тентом. Босые ноги со сравнительно светлыми ступнями стояли на белой подушечке, положенной на четырехногую табуреточку. В левой руке держал серебряный кубок с шербетом из свежих яблок, судя по аромату. На лице не просто разочарование, а детская обида на пьяного фокусника.
— Сколько тебе надо времени на завершение работ? — спросил он.
— Дня два-три, — ответил я, хотя можно было бы уложиться и в одни сутки.
Салах ад-Дин, видимо, почувствовал это, приказал:
— Надо обрушить стену завтра. Если получится, каждый рабочий получит по сто динаров.
— Попробую после полудня поджечь, — пообещал я.
Когда вернулся к своей штольне, там уже знали результат, поэтому не удивились приказу и обещанию своего правителя.
— Поднажмите, парни, — потребовал я. — У вас появился шанс стать богатыми.
За сто золотых динаров можно купить дом в Дамаске или большой сад в деревне и рабов для его обслуживания, что позволит не работать всю оставшуюся жизнь. Это голубая мечта любого аборигена.
Они услышали меня. Когда я пришел утром, камера под стеной была расширена больше, чем за предыдущие сутки. Я приказал убирать крепления и заносить ячменную солому, которой нам навезли с полей, расположенных неподалеку. На нее положили сухие ветки, поверх которых наколотые дрова и сверху чурки, расколотые на четыре части или две половины. Последние затолкали под потолок. Не помешало бы облить оливковым маслом или добавить битума, но и то, и другое, что нашли в Панеаде, было использовано нашими конкурентами, которые сейчас расширяли выгоревшую камеру, собираясь завтра наполнить ее новым горючим материалом и поджечь. Следовательно, мы повторим послезавтра, если фокусник опять подведет.
Подожгли после полудня, когда большая часть осаждавших и осажденных разошлась отдыхать. Я предупредил, что ждать придется несколько часов, поэтому зрителей было всего с полсотни. Расположившись в тени от запасного деревянного щита, откуда северная стена не видна, я собрался покемарить часок-другой. Помешали зрители, которые начали подходить и громко и эмоционально обсуждать увиденное. Наш подкоп горел хорошо, испуская много дыма, который вырывался из трех отверстий и как бы заползал неспешно наверх по крепостной стене и там рассеивался юго-восточным ветром. Это зрелище раззадоривало осаждавших и вгоняло в тоску осажденных.
Первый результат появился часа через полтора. По стене слева от закрытой дымом части побежали трещины, сперва тонкие, напоминающие паутину. Увидев их, воины нашей армии заорали радостно, и многие побежали облачаться в доспехи и брать оружие. Их крики донеслись да шатра Салаха ад-Дина, расположенного километрах в двух от крепости. Вскоре оттуда выдвинулась конная группа в сопровождении спешенных мамелюков. Когда они подъехали, закопченная часть стены уже просела немного и наклонилась наружу. От нее начали отваливаться куски, пока небольшие, а дым, пусть и не такой густой, как раньше, все еще продолжал вырываться наружу. Напротив северной стены уже стояли воины в доспехах и с оружием наготове.
Ждать им пришлось еще с полчаса. Трещин на стене становилось все больше и они расширялись, а потом она вдруг наклонилась сильно наружу и словно бы отшвырнула большую часть себя, избавляясь от непомерной тяжести. К дыму добавилось облако светло-коричневой пыли. Когда она осела, стало видно, что в северной стене образовался проем шириной метров десять и высотой над уровнем земли около полутора метров, и к нему вел пандус из обломков.
Без приказа сотни воинов-мусульман с громкими криками побежали к нему. Растерявшись от неожиданности осажденные не сразу организовали защиту. Первые атакующие уже были в проеме, когда в них полетели арбалетные болты, а во дворе появилась шеренга копейщиков. Уверен, что они понимают, чем все закончится, что для многих этот бой будет последним. Все больше осаждавших прорывалось во двор, растекались по нему, атакуя защитников с разных сторон. Те, кто мог, отступали к донжону, а остальные погибали или, в основном рабочие-строители, бросали оружие и молили о пощаде.
Я был без доспехов, которые остались в шатре, собирался надеть после сиесты, потому наблюдал издали. Типа смотрел кинуху про Средневековье, в которой актеры играли батальные сцены без каскадеров. Сценарист был бездарным, никакой интриги. Режиссер-постановщик тоже не лучше, потому что стычки были короткими, никаких продолжительных и безрезультатных маханий мечами и саблями. Наши воины налетали вдвоем-втроем на одного крестоносца — и он тут же падал мертвым или сдавался. Отважные рыцари дорожили своей жизнью не меньше, чем их противники. Тамплиеры сдавались реже, но на кой им такая нищая жизнь⁈
Уцелевшие защитники крепости, кто успел, забились в донжон, забаррикадировавшись там. Штурмовать их, неся потери, наши воины не захотели. К