Боль от огня самая невыносимая. Чтобы избавиться от нее, люди готовы умереть или рискнуть. Крестоносцы один за другим начали сигать с донжона, а это, как минимум, высота шестиэтажного дома. Они, кто молча, кто с криком, летели «солдатиком», гулко или звеня хауберком ударялись о камни и падали, перекатываясь. Кто-то на сторожевой ход, до которого лететь метров на пять меньше, кто-то во двор, а кто-то за пределы крепости, добавляя себе восхитительные мгновения полета. Их принимали на всех трех позициях, паковали. Поломавшихся отволакивали метров на пять-десять и оставляли там до поры до времени, а тех, кто мог ходить, выводили за пределы крепости к другим пленникам, сидевшим плотной группой на каменистой земле на одинаковом расстоянии от нее и белого навеса, быстро натянутого рабами для Салаха ад-Дина, который, сидя на высоком стуле и попивая шербет, смотрел ту же кинуху.
Я ушел из «кинотеатра» раньше. Из-за жары сильно захотелось пить, а рядом не было никого, кто угостил бы шербетом. Отвлекать мелкой просьбой главного зрителя я не решился. Мой шатер стоял неподалеку от реки Иордан. Утолив жажду белым вином, которое Тинта сильно развела водой, потому что осталось его мало, я долго купался в реке, смывая грязь с тела и неприятные воспоминания с памяти о прыгунах. Переодевшись в чистое, лег в тени от шатра на расстеленную женой подстилку из желтовато-белой толстой поскони. Чувствовал себя вялым, разбитым из-за того, что не поспал в сиесту, но сон не шел.
Из этого вялого состояния меня вывел рослый чернокожий мамелюк, который привел солового коня, которым я восхищался пять дней назад, и важно, что при сильном акценте делало слова смешными, объявил на арабском языке:
— Наш великий повелитель дарит его тебе.
— Передай, что я поражен его неслыханной щедростью! — искренне произнес я.
Надо было видеть восхищенные глаза Тинты. Для нее, дочери кочевника, конь — мерило человека. Поскольку самый красивый и дорогой конь на земле принадлежит мне, то и она, как моя жена, самая красивая и дорогая.
2
Крепость Атару разрушили настолько, чтобы восстановление заняло много месяцев. Камни скатывали вниз по склону к берегу реки Иордан. Все, что могло гореть, сожгли. Оставалось только посыпать солью, чтобы на этом месте больше ничего и никогда не выросло. После этого наша армия вернулась к Панеаде, откуда по одной трети ее, чередуясь, совершали налеты на вражескую территорию. Впрочем, грабить было нечего. Начавшаяся в прошлом году засуха не собиралась заканчиваться. Погода стояла жаркая и сухая. За лето прошел всего один жиденький дождик
Я, как обычно, расположился за пределами города, поэтому начальству на глаза попадался редко, но иногда это случалось. Я возвращался с Тинтой и Чори с охоты. Мы везли пару газелей и кобеля-салюки, который сильно устал, гоняясь за ними. Сука осталась у шатра с щенками. В этом году в помете их восемь. Гарик сидел на крупе солового жеребца. Тинта и Чори везли по газели каждый. Оба считали, что моего коня нельзя пачкать кровью. На подъезде к городу мы догнали кавалькаду человек в двести — Салаха ад-Дина и его охрану. Они тоже возвращались с охоты, и тоже с двумя антилопами, что для такой большой оравы было слишком скромно.
Я поравнялся со своим работодателем, который ехал на арабском сером жеребце, таком же красивом, как мой, только цвет более распространенный. Поздоровавшись, поздравил его с успешной охотой. Хоть что-то ведь добыли, не зря съездили.
Салах ад-Дин отнесся к моему поздравлению с юмором:
— Это тебя надо поздравить, а нам впору плакать! У нас нет такой хорошей собаки, как у тебя.
— Могу подарить щенка, когда подрастет. Моя сука принесла восемь штук. Купишь ему пару от других родителей, — предложил я.
— Некогда мне с ними возиться. Других дел хватает, — отмахнулся он. — Лучше подскажи, как мне склонить правителя франков к миру?
— Нанеси удар там, где он не ждет, лиши дохода. У тебя в Египте стоит без дела большой флот. Направь его в Акру, — посоветовал я. — Город не обязательно захватывать. Достаточно ворваться в гавань и сжечь там корабли и пакгаузы. Туда скоро должен прибыть торговый флот франков с зерном нового урожая и оружием и взять в обратную сторону специи и благовония. Если ты уничтожишь и то, и другое, в следующем году крестоносцам не на что будет воевать. Они только говорят, что воюют за веру, а на самом деле ради денег, добычи. Разве что безмозглые тамплиеры готовы погибать бесплатно, но их мало, чтобы на равных воевать с тобой.
Судя по улыбке, услышанное очень понравилось Салаху ад-Дину, который сделал вывод:
— Они сделали большую ошибку, поссорившись с тобой!
Через день наша армия отправилась в Дамаск на зимние квартиры. Из-за засухи грабить было нечего, поэтому султан решил распустить большую часть воинов по домам, на самообеспечение.
Меня распределили на постой к богатому купцу, который жил неподалеку от цитадели, освободив крыло, в котором жил старший сын с семьей. Они перебрались на зиму в центральную часть к родителям. Купец помнил меня по визиту сюда с караваном венецианцев. Узнав, что я сейчас старший командир в армии Салаха ад-Дина, сильно удивился.
— Зарабатываю деньги, как умею! — шутливо объяснил я.
Купец правильно понял, что в каждой шутке есть доля шутки.
В начале ноября до Дамаска добралась новость, что египетский флот, внезапно ворвавшись в гавань Акры, два дня наводил там шорох. Странно, что франки прощелкали его. Уж слишком много галер было. Купцы такими большими караванами не ходят. Наверное, сработало то, что раньше не было нападений с моря. В результате налета в лучших пиратских традициях были уничтожены все военные корабли, нефы и часть галер,