Глава 2
Павел
Ну и вечер, мать его. Хотел помочь бабе, а в итоге пополнил список ее кошмаров. Нерв на щеке дернулся. Ветер ударил в лицо. Температура колебалась вокруг нуля – объективно не так уж и холодно. Но для человека, который последние несколько лет провел в тропиках – вполне достаточно, чтобы продрогнуть до костей. Бр-р-р…
Поежившись, сунул замерзшие руки в карманы и торопливо зашагал обратно к стоянке. Забрался в батин Патриот, который позаимствовал на первое время. Далеко не с первого раза завел двигатель. Мотор взревел так, что топчущиеся неподалеку голуби испуганно взмыли ввысь.
Что в Патриоте работало исправно – так это печка. Я практически тут же взмок. Расстегнул куртку. Окинул взглядом украшенный к праздникам двор. Надо же – даже мусорные баки, стоящие в стороне, нарядили. В этом месте за версту несло благополучием. И наверное, за Иду можно было не переживать. Наверное…
Выехал с парковки, а перед глазами ее глазищи огромные застыли. Пе-ре-пу-га-а-анные! Вроде ничего такого я и не делал, а она смотрела так, будто я нож достал, и вот-вот пущу его в ход. Может, не так к ней подходить надо было? А как? Ничего другого я не придумал, свято веря, что проблемы надо решать по факту – то есть тут же, а не кружить вокруг да около.
Я поддал газку, меся колесами снежную кашу. Развернулся к мосту, на украшение которого тоже не поскупились, благополучно его проехал, пробираясь через столичные пробки к отцовскому дому, как меня остановили менты. Да чтоб его!
Достал документы, открыл окно – печка работала на полную, внутри было как в сауне, а снаружи кусался мороз. Подошли двое. Один молодой, другой – в годах и с усами, как у Эркюля Пуаро. Молодой взял права, деловито уткнулся в них и поднял на меня недоверчивый взгляд.
– Апостол… Павел?
– Все верно.
– Михалыч! – позвал он, ухохатываясь. – Ты только посмотри, кого мы тормознули!
Я откинулся поудобнее в кресле. Жизненный опыт подсказывал, что это надолго.
Усатый подошёл, будто делая одолжение, уткнулся в мои права и хмыкнул в усы. Это было непрофессионально. Наверное, я бы даже мог пожаловаться – среди гайцов у меня были кое-какие тяги. Но, честно говоря, я давно смирился с неадекватной реакцией на мое имя. И стал относиться к ней с пониманием.
– Ну, Ленчик, думаю, обойдемся без обыска. Раз у нас тут святой человек, – веселился Михалыч. – С наступающим, Апостол Павел. Замолвите там за нас… – подмигнул, наверняка думая, что жутко соригинальничал. Ну да. Как же. Более заезженным был бы только вопрос о том, почему я один, и где Петр.
Сунув права под козырек, кивнул и поехал дальше. Квартира отца располагалась в ведомственной высотке. Огромные потолки, совершенно дурацкая планировка… Я отвык.
– Бать, я дома. Ты ужинал?
– Нет, тебя ждал. Давай быстрее мой руки. Я сварил пельмени.
– Ага. Сейчас…
Скинул парку, сунул обувь в шкаф. До ванной тут было два шага. Я оставил дверь открытой, зная, что отец пойдет следом.
– Ну, рассказывай. Встретился с этой девочкой?
– Угум.
– И что?
– Все ровно так, как ты и предсказывал.
– Стало быть, она даже разговаривать с тобой не стала? Ну и правильно, Пашка, не твоя это забота.
– А чья? Может, Ярика? – фыркнул, нервно стряхивая воду с рук. Мутные капли осели на зеркале. Я чертыхнулся, схватил полотенце. Вытер сначала руки, а потом протер и стекло. Так лучше. Повернулся к отцу. Вот в кого я пошел – просто одно лицо. Ну и все остальное тоже. Я могу четко представить, каким буду через сорок пять лет. Я поздний ребенок, да… Ну, по крайней мере, для отца. С матерью у них была огромная разница в возрасте. И я до сих пор не понимал, как мой батя, умнейший мужик, в нее вляпался.
– Кажется, ты хочешь у меня спросить что-то другое, – усмехнулся он. Я покачал головой, выходя из ванной. Да, я хотел… Но слишком уважал старика, для того чтобы лезть к нему в душу.
– Ничего я не хотел. Где там твои пельмени?
– Вон. Достать сметаны?
– Ага. И побольше.
На круглый накрытый скатертью стол под лампой с красивым абажуром опустились столовые приборы и фарфоровая антикварная супница.
– Так что там эта дамочка?
– Послала меня в пеший тур в обнимку с благими намерениями, – набив рот, пробубнил я.
– Паша! Прожуй…
Вместо этого я улыбнулся. Замечание отца отправило меня прямиком в детство. Мать нас бросила, когда мне не было и трех. Но вот ведь какое дело – я никогда не чувствовал себя брошенным. С таким-то батей… Мы с ним были похожи не только внешне. Кроме прочего, нас объединяли довольно специфическое чувство юмора и одна на двоих любовь-ненависть. Любовь к естественным наукам, рыбалке и туристическим походам. Ненависть к грибам, которая каким-то образом сосуществовала с любовью к их собирательству.
– Ида подтвердила, что ему пятнадцать лет дали.
– Вот и хорошо. Хоть мать не будет мучить.
– Тебе ее жалко, что ли? – ошалел я.
– А как ее не жалеть? Дура ведь… Такая дура, Паша!
– Ну, это для меня не секрет.
– Всю жизнь гонялась непонятно за чем, и вот как все обернулось…
Бросив отца, мать переключилась на какого-то бандюгана, от которого впоследствии забеременела. На закате девяностых того мужика убили, и с тех пор с кем она только ни встречалась, а жизнь все не складывалась, тут отец прав. Ну, а Ярик, которого мать воспитывала – это вообще отдельная песня. Спасибо отцу, что я с ним остался. А то непонятно, что бы из меня вышло с такой маманей. Вдруг Ярик номер два?
– Может, по пятьдесят? Как твое давление?
– Не жалуюсь. Достань там, в верхнем ящике…
– Ого, бать! Это тебе студенты такую коллекцию натаскали? – присвистнул я, обозревая ряды бутылок. Отец – человек неподкупный. Взятки он никогда не брал. Но учитывая, каким авторитетом он пользовался в научной среде…
– Да это презенты к праздникам. Говорю им, говорю, что мне ничего не надо, а они: «Что ж нам, Андрей