— Марина, ты всё же встала? — в комнату заглянул Егор. В дверном проеме он казался еще более широкоплечим. — Дети разбудили?
Молодая жена, чувствуя новый прилив смущения и нежности, раскинула руки и подошла к нему, будто ища опоры и подтверждения, что все это не сон.
— Обнимашки, — прошептала она, прижимаясь щекой к широкой, родной груди, к ткани рубахи, пропахшей дровами и кашей. — Не смогла больше лежать. Да и в огород пора, я там столько всего посадила, ты удивишься.
— Тогда мне нужно тебя проводить, иначе как я увижу такую роскошь, — улыбнулся он, обнимая жену.
— Точно, — лицо Марины вдруг омрачилось легкой тревогой. — Там взошли очень редкие культуры. А что, если потом урожай украдут? Я не про соседей, они люди честные… Но места тут глухие, проезжие могут позариться. Дом-то будет пустовать… — посматривая на дверь, боясь, что дети услышат, она понизила голос.
Егор нахмурил лоб, обдумывая.
— А мы там временно поселим Грома, он умный пёс, я прикажу охранять, он будет там вдоволь бегать, никто не позарится. Всё равно будем приходить каждый день, еду приносить, сорняки полоть, поливать.
— Это ты хорошо придумал, — выдохнула Марина, и тревога отступила, сменившись благодарностью. В его словах была та же надежная прочность, что и в стенах этого дома.
После плотного, вкусного завтрака — от него в избе стоял душистый запах рассыпчатой каши на топленом масле, — вся семья, теперь уже вчетвером, двинулась в путь. Впереди бежал грозный на вид, но преданный Гром, виляя хвостом и оборачиваясь, будто проверяя, все ли идут. Они шли вдоль деревни, к старому, но такому родному дому, оставляя позади порог, за которым началась их общая жизнь.
Мимо проходившие соседи, улыбались и поздравляли молодожёнов, кто-то кидал весёлые шутки, кто-то просто желал счастья.
— На счастье, молодые! Долгих лет да крепкого дома! — кричали одни.
— Смотри, Егор, жену-красавицу в работу сразу загоняешь! Ой, сбежит! — поддразнивали другие, и смех звучал добродушно.
Марина, краснела и кивала в ответ, здороваясь. Казалось, сама деревня благословляла их новый союз.
Но эта благодать рассеялась, едва они подошли к старому дому. Марина первой вошла в открытую настежь калитку, и ее сердце болезненно сжалось. Двор, обычно оживленный квохтаньем и суетой, был пуст и непривычно тих. Дверь в дом зияла темным провалом.
— Так, постойте тут, я проверю, — Егор мягко отстранил жену, обходя семью живым щитом, и шагнул в дом. Его широкая спина скрылась в полумраке, а через мгновение он уже вышел обратно. Лицо его было непроницаемым, но в глазах читалось холодное недоумение. — Никого. Вещей нет. Совсем. Даже посуды не осталось.
— Эй, соседушка, опоздали вы, — у калитки стояла женщина, что жила напротив. — Карина, стоило петухам пропеть, развила бурную деятельность, позвала соседок, сказала, что ей страшно будет жить одной в доме, и пока не вернётся Виктор, она уедет к родителям. Заплатила каждой по медяку, что бы мы помогли ей собрать все вещи и погрузить в нанятую телегу. Вот примерно полчаса назад и уехала. Вы чуть-чуть разминулись. А курочек… — женщина развела руками, — тех и вовсе мигом раскупили. Зачем продала — уму непостижимо. Марина, ты чего побледнела, словно полотно? Вернется она, поживет у родителей, соскучится и назад. Мебель-то жалко бросать.
— Спасибо, — прошептала девушка и ринулась к сараю. Её страшные опасения оправдались. Запасов не было. — «Теперь Карина знает, что у меня был свой сахар, тушёнка и масло».
Марину больше всего страшило то, что Карина может кому-нибудь показать пластиковые бутылки из-под пятилитрового подсолнечного масла.
«Чего я боюсь? — попыталась она урезонить себя, прислонившись лбом к прохладному косяку. — Пусть показывает хоть кому. Кто поверит, что это мое? Сочтут за бред или диковинную подделку».
Но в глубине души шевелилась червячком иная мысль:
«А если не станет показывать, а начнет шантажировать? Каринка не дура. Она попробовала ту тушенку… Поняла, что мука у меня непростая…»
— Марина, ты чего замерла, родная, — Егор приобнял жену за плечи.
— Мне нужно будет с тобой поговорить, Егор, — она посмотрела в родные глаза мужа и немного успокоилась. Он лишь крепче обнял ее и кивнул. Не сейчас. Здесь не место.
— Как это так? Куриц продала, вот ведь Карина, — взмахнула руками Аля, заглядывая в курятник. — Такие хорошие курицы были, так хорошо неслись. Мы бы за ними присмотрели. Вот же беда… Теперь придётся покупать яйца.
— Мы можем купить несушек, земля в сторону деревни моя, если хотите, и огород там разобьём, места хватит, всё вплоть до первого деревенского дома принадлежит мне. Выкупил за недорого, — предложил Егор.
— Ух ты! Марина, а может, и уточек заведём? Мы с Сеней их на речку будем гонять, — предложила девочка. Её улыбка была так заразительна, что Марина улыбнулась в ответ.
Пока две сестры и брат боролись с сорняками, Егор взялся за хозяйство: подтянул сорванные петли на двери, врезал новый крепкий замок, а потом долго и обстоятельно «беседовал» с Громом, обходя с ним каждый уголок участка. Псу временно отвели место у сарая, оставив старенькую дверь открытой, прицепив его цепь к длинной, туго натянутой проволоке вдоль забора. Хитрость была проста: для вида — надежно, но стоит Грому всерьез рвануться — и цепь освободится, давая псу полную волю.
— Вот тут ценные красные, острые перцы, — Марина подвела мужа к маленьким всходам. — Гром не потопчет?
— Нет, я с ним провел беседу. Он умный, всё учтёт, — заверил Егор.
Дни полетели за днями. Марина растворялась в заботах: полола, сеяла, ухаживала за новыми ростками, каждый вечер, возвращаясь под надежную сень охотничьего дома. Но тяжелый груз секрета, усугубленный кражей Карины, не давал покоя. Слова застревали в горле каждый раз, когда она ловила на себе открытый, доверчивый взгляд мужа.
Пока в одну прекрасную ночь не попала в свой подвал.
— Что это такое? — раздался рядом голос, и девушка поняла, что держит за руку Егора.
Глава 41
— Егорушка, не удивляйся… То есть удивляйся, но делай это быстро! — голос Марины, обычно такой мягкий, прозвучал с непривычной стальной ноткой, она выпустила руку мужа, заставшего в немом изумлении и быстро побежала к скоплению странных, ярких сумок в углу. — Я не волшебница, мы не воруем, всё это — мои личные запасы! Егор! — прикрикнула она. — Быстрее, через