Чод ткнул толстым пальцем в планшет.
— Каркас. Из квадратной трубы, сорок на сорок, стенка два миллиметра. Чертёж тебе отправил. Справишься?
Я не стал ничего говорить. Просто подошёл к стеллажу, отыскал нужную трубу. Включил «болгарку». Инструмент взревел, вырвав в пространство сноп ослепительных искр, и весь мой мир сузился до вибрации в руках и ровной, идеальной линии реза. Металл послушно расступался. Заготовки ложились рядом, одна к одной.
Чод наблюдал, скрестив руки. Его удивление было почти осязаемым.
— Эй, Ван. Откуда такие… навыки? Со слов сержанта, ты штурмовик, а работаешь как опытный монтажник.
Я выключил инструмент. Гул стих, на мгновение заложив уши.
— Не помню, господин Чод. Не помню, кем был до службы. Но это… будто я делал это много раз.
— Отставить «господина». Я тебе тут не господин, обращайся по имени.
Он хмыкнул, и его взгляд смягчился. Я решился на вопрос, который крутился в голове с самого начала.
— Чод, мы на орбитальной станции. Технологии, что звёздные корабли строят. А мы тут режем железо ручной «болгаркой». Где роботы? Автоматические сборочные линии? Это же… примитивно.
Чод рассмеялся, но в его смехе не было ни капли веселья. Он потрепал меня по плечу, как неразумного ребёнка.
— Единственное, что тебя оправдывает, парень, — это твоя дырявая башка. Ладно. Слушай. — Он облокотился на ящик с электродами. — Роботы есть. И дройды, и всякие умные машины. Дорогие. Очень. А чтобы с ними работать — нужны нейросеть, допуски, базы знаний. А это всё — кредиты. Много кредитов.
Я покосился на свой простенький планшет с чертежом.
— И правительство допускает, чтобы люди в таких условиях…
— Правительство, дорогой Ван, — перебил он, — сидит внизу, на Рампaле. Там вечное лето, зелёные луга и воздух, от которого кружится голова, экология. Курорт. А жить на курорте — дорогое удовольствие. Вот мы, простые люди, и ютимся тут, на Уровнях. Чем уровень выше — тем ближе к раю. Ты на Двадцать пятом лечился? Чувствуешь разницу с Восьмым? А я уж молчу про Пятый и ниже. Там… там уже не жизнь, а выживание.
— Но как это дешевле? — не унимался я. — Воздух, вода… Всё же с планеты подаётся.
— Правильно, — лицо Чода стало серьёзным. — И это наша самая большая статья расходов. Налог на воздух и воду. Все платят. С рождения. Не заплатил — твой долг растёт. Неважно, кто ты — инвалид, старик или хитрый бездельник. Но по большому счету на станции жить проще, еда синтезированная, а если и на нее не хватает, то практически за бесценок можно питаться военными пищевыми рационами с выходящими сроками годности. Одежда — комбинезоны, которыми забиты военные склады, да сам ты в таком. Проще на станции жить. Главное заплатить налоги. Система неумолима, всё четко контролирует, раз не заплатил- предупреждение, другой, уведомление о росте долга.
Я взялся за сварочный инвертор, зажимая в струбцинах первую заготовку. Раздалось глухое шипение дуги, и пространство вспорола ослепительная белизна, от которой зарябило в глазах. Капля расплавленного металла упала на бетонный пол, застыв серой слезой. Я вёл шов, и моё тело само помнило верный угол, скорость движения.
— А когда долг переваливает за пару-тройку тысяч, — голос Чода продолжил, приобретая мрачные оттенки, — тебя забирает Кадровый Центр. Вот где чудовища работают. Поверь мне, я одну такую знал… Варисса, звали. Эксперт. Жаловалась мне как-то, что её коллега провернула гениальную аферу. Собрала бригаду из таких вот должников, кое-как их экипировала — скафандры, инструмент, — страховку оформила и подрядила на работы в опасной зоне. Пустотные работы.
Я прервал сварку.
— И что?
— Произошла «авария». Вся бригада — погибла. А эта ушлая коллега получила страховые выплаты. Покрыла их долги. Остатки денег перевела в экономический департамент Кадрового цента, добавила выручку от Медцентра… — Чод сделал паузу, его взгляд стал острым, как шило. — Оставшееся мясо, Ван, она сдала на органы. Для трансплантации.
Меня будто ударили током.
— Органы? Но… медицинские капсулы… они же могут вырастить любой орган, любую конечность!
— Могут, — кивнул Чод. — Но это космически дорого. А трансплантация — дешевле. Ты же сам через это прошёл. Дай угадаю: твоё тело после ранений восстановили в военном госпитале, а вот с травмой ЦНС отправили сюда, в наш медцентр. Тебя вытащили из состояния овоща, но сняли за это приличную сумму с твоего пенсионного капитала. А на полную реабилитацию денег уже не хватило. Верно?
Я молча кивнул. В ушах зазвучал назойливый, ровный гул системы вентиляции.
— Сержант сказал, что у меня пенсия — пятьсот кредитов в неделю.
— Вот и я о чём. Хватает только на налоги и самую дешёвую еду, — вздохнул Чод. — А на реабилитацию тебе нужно тысяч двадцать, не меньше. Вот и думай, где взять деньги и на нейросеть, и на базы знаний, и на лечение. Учти, твоя пенсия — это твоя же кубышка. Она тает с каждой неделей.
Я закончил варить каркас. Последний шов, зачистка окалин. Конструкция стояла ровная, прочная, геометрически безупречная. Чод обошёл её, постучал небольшим молотком по швам. Звук был глухим и плотным — признак качественного провара.
— Хорошая работа, Ван. Очень. За каркас в таком виде — двести кредитов. За готовый контейнер, с обшивкой, петлями и запорами — все пятьсот.
Пятьсот. Недельная пенсия за несколько часов работы.
— Берусь. Я закончу контейнер.
Потом я вспомнил.
— Чод, а… средства защиты? Перчатки, очки?
Он усмехнулся.
— И они кредитов стоят, Ван. Всё на этой станции стоит денег. Но ладно, с тебя пока спросу нет. Дам из своих запасов. Не прогадал я на тебе, парень.
Он протянул мне потрёпанные, но целые краги и щиток сварщика с глубокой царапиной на защитном стекле. Я принял их с безмолвной благодарностью.
Плазменный резак в моей руке выстреливал ослепительным голубым кинжалом, который бесшумно, с легким шипением, проходил сквозь стальной лист. От края реза стекали капли раскаленного, ярко-оранжевого металла. Запах озона становился гуще, смешиваясь с терпким дымом.
Одна за другой панели будущих стенок контейнера ложились ровной стопкой. Потом началась самая ответственная часть — прихватка и приварка обшивки к каркасу. Сварка здесь требовала неспешности: чтобы не повело тонкий лист, я варил короткими, прерывистыми швами. Гудение инвертора, треск дуги и шипение шлака, который я сбивал тяжелым молотком, стали ритмом моего нового мира. Петли и массивные запоры, найденные в ящике со списанным крепежом, заняли