— А ты ещё что здесь забыла? Сбежала? — его голос был таким же грубым, как и внешний вид: густые кустистые брови, суровый взгляд из-под них, жилы, перекатывающиеся под загорелой кожей. Он тяжело вздохнул, поставил свою ношу на брусчатку и зло зыркнул в мою сторону. — Так коштоплюи быстро отыщут беглянку, теперь от них не сбежишь.
Коштоплюи… Так вот как назывались эти мерзкие создания! Ну хоть что-то полезное я узнала перед собственной возможной гибелью. Не сказав больше ни слова, мужик подозвал проходившего мимо мальчишку — тощего, с копной растрёпанных волос и грязными коленками.
— Живо дуй за Гектором, скажи, нашлась его пропажа, — коротко бросил он.
Мальчишка кивнул и с дикой скоростью умчался по улице, расталкивая прохожих. Пропажа? О нет, неужели он про меня⁈
Спустя какое-то время, которое я провела в нервном стоянии на месте и усиленном проклятии своей судьбы, мальчишка вернулся, а с ним и высокий, тощий мужчина с лицом, которое, казалось, могло заставить молоко свернуться одним лишь взглядом. Его злостные глаза тут же впились в меня, он даже не утруждал себя вопросами или объяснениями. Вместо этого просто схватил меня за руку и потащил прочь, словно я была мешком картошки, который незнакомец забыл на базаре.
— Эй! — попыталась я возмутиться, но он не удостоил меня даже взглядом.
Тем временем жужжащие твари абсолютно не пытались его остановить. Более того, они буквально расступились, давая своему хозяину беспрепятственный проход. В этот момент я ещё глупо надеялась, что он спасает меня от этих ужасных существ. И даже хотела поблагодарить.
Но спустя пару мгновений, когда мы свернули за угол и меня втащили в ряды с клетками, до меня наконец дошло: это его твари. Сердце болезненно сжалось, а в голове пронеслось отчаянное: ну всё, теперь точно конец! Я хотела сопротивляться, но мужчина лишь раздражённо дёрнул меня сильнее, и вот уже передо мной вырастает деревянная трибуна, на которой толпился народ. Меня толкнули вперёд, и я споткнулась, едва не упав.
— Стоять тут, — рявкнул мой «спаситель».
Я судорожно вдохнула, наконец оглянувшись. В углу трибуны жались другие девушки — испуганные, бледные, с огромными глазами, полными ужаса. Только тут я окончательно осознала, куда меня притащили.
На рынок рабов.
Я начала лихорадочно озираться, пытаясь найти хоть какие-то подсказки, которые помогли бы мне понять, что, чёрт возьми, происходит. Что это за квест такой? Может, мой перегруженный мозг решил подкинуть мне испытание, и стоит лишь его пройти, как он милостиво позволит мне очнуться в своём мире, желательно без переломов и с чашкой горячего чая в руках? Было бы неплохо…
Тем временем вокруг нас начало собираться всё больше людей. Они переговаривались между собой, бросая на девушек оценивающие взгляды, перешёптывались, что-то обсуждали, будто приценивались. Сердце неприятно сжалось от этого осознания, но паниковать было рано. Хотя бы потому, что я ещё никак не могла поверить, что всё это происходит на самом деле.
Я повернулась к ближайшей девушке — невысокой, с длинными тёмными волосами и огромными глазами, в которых плескался страх. Попыталась заговорить, надеясь, что этот шаг наконец прояснит ситуацию и поможет мне определиться с дальнейшими действиями. Но стоило мне открыть рот, как она резко отвернулась, будто не хотела привлекать ко мне внимания, а заодно и к себе. В груди неприятно кольнуло, но я не собиралась так просто сдаваться.
Тот самый длинный злой дрыщ, который притащил меня сюда, вдруг вскарабкался на трибуну и начал что-то вещать. Голос у него был резкий, с неприятными металлическими нотками, и он вещал громко, явно привыкнув, что его слушают без возражений. Я напряжённо вслушивалась, и по отдельности слова мне были вполне понятны, но стоило попытаться сложить их в связное предложение, как смысл тут же ускользал, оставляя меня в полном недоумении.
Продавец рабов хлопнул в ладоши, и вокруг нас тут же раздалось злобное шипение. Я резко обернулась и тут же пожалела об этом. Те самые змеежабы — или как их там называли — выстроились в полукруг и теперь подгоняли нас к постаменту, лениво поводя раздвоенными языками и нетерпеливо переступая лапами. Уж не знаю, чем они собирались меня ткнуть, но проверять на себе совершенно не хотелось.
Нас вытолкнули вперёд, заставляя подняться на подмостки, и, едва я оказалась там, мне всучили в руки какой-то помятый клочок бумаги. Я ошарашенно уставилась на него — какие-то каракули, но… если прищуриться, то это вполне могли быть цифры. Что это, номерок? Чтоб никто не перепутал свою новую рабыню?
В животе неприятно заныло, а по спине пробежали мурашки. Всё это было похоже на дурной сон, но почему-то я никак не могла проснуться.
Торговец с какой-то мерзкой, наигранной улыбкой выталкивал на середину девушек одну за другой, и я, хоть и понимала смысл его слов урывками, всё же догадывалась, что именно он говорит. «Красота», «молчаливость», «скромность» — его голос тягуче расхваливал каждую, словно товар на базаре. Одна из девушек так и вовсе «почти ничего не ест, хватит одного ломтя хлеба», и это, судя по одобрительным кивкам некоторых зрителей, было едва ли не главным её достоинством.
Я с нарастающим ужасом наблюдала за всем этим, чувствуя, как внутри разливается ледяное осознание — это не сон. Это реальность. Жуткая, неправильная, но всё же реальность, в которой я каким-то чудовищным образом оказалась.
И тут Гектор (кажется так называли этого продавца живого товара) шагнул в мою сторону. Его узкие, цепкие глаза быстро оценили меня, но вместо того чтобы схватить мою руку, он вдруг повернулся к дрожащей рядом брюнетке. Девушка, невысокая и худощавая, сжалась, будто надеялась стать невидимой, но это не помогло — торговец протянул к ней свои корявые, загрубевшие руки, намереваясь схватить и вытолкнуть на середину.
Она всхлипнула, сжавшись ещё сильнее, и что-то во мне в этот момент взорвалось. Может, это была ярость, может, отчаянный протест против всей этой абсурдности, но в следующий миг я уже резко шагнула вперёд и с силой оттолкнула торгаша.
Глава 2. Рабыня за десять медяков
Нужно ли говорить, что моё поведение знатно так разозлило Гектора?
Толпа мгновенно замерла, словно я только что сотворила нечто непоправимое, что-то настолько выходящее за рамки дозволенного, что даже самые