В «Менинах» Пикассо также есть два плана персонажей, но если у Веласкеса мы рассматриваем героев, двигаясь взглядом по спирали, начиная с инфанты Маргариты, то здесь каждый из планов для нас начинается с образа самого Веласкеса. Портрет художника не только заполняет все место от пола до потолка, но и занимает первый план в маленьком промежутке между изображением холста и краем платья служанки слева.
ПЕРВЫЙ ПЛАН – мы начинаем с образа Веласкеса, потом – служанка, которая находится слева от девочки, сама инфанта, служанка справа, карлица, паж, собака – и возвращаемся к Веласкесу.
ВТОРОЙ ПЛАН снова начинается с Веласкеса и продолжается родителями в зеркале, мужчиной в дверях, монашкой со священником, пажом с собакой и возвращается обратно к Веласкесу.
Неожиданно мы осознаем, что здесь есть и третий план, который формально в объеме картины находится между первым и вторым, но информативно для нас он наименее значим. Его задача – уравновешивать непропорционально масштабное изображение Веласкеса на картине.
Итак, третий план начинается с Веласкеса, далее переходит на крюки от люстр на потолке, потом – окна на правой стене комнаты, диагональ света, падающая из окна на пажа, сам паж, собака и снова Веласкес.
Пикассо как будто захватывает и опоясывает петлями фигуру Веласкеса в пространстве холста. Этот прием позволяет органично вписывать такой масштабный портрет и дает нам понимание, кто в этой картине главный герой.
Поль Сезанн. Купальщики, 1890. Сент-Луисский художественный музей; Никола Пуссен. Святой Иоанн Кретит в реке Иордан, 1630. Музей Жана Поля Гетти, Лос-Анджелес; Альберт Глиз. Купальщики, 1912. Музей современного искусства, Париж
Клод Моне. Тюильри, 1875. Музей Орсе, Париж
Остался еще один персонаж, о котором я бы хотела поговорить. Мужчина в дверях, что особенного в его изображении?
Мы очень мало знаем об этом персонаже, только то, что он похож на Зорро в развевающемся плаще. Давайте разберем и сравним его образ в «Менинах» Веласкеса и двух вариациях «Менин» Пикассо.
Важно ли нам знать при рассмотрении «Менин» Веласкеса, что за место находится за его спиной, откуда он пришел или куда он идет?
– Нет, совершенно неважно.
– Самое интересное для нас то, что происходит в пространстве между инфантой Маргаритой и нами. Наш внутренний диалог с ней.
А что нам дает образ мужчины в дверях в первых «Менинах» Пикассо?
– Он будто открывает нам дверь, чтобы мы вошли внутрь картины.
– Да, без него всерьез рассматривать эту картину было бы очень сложно.
Как образ мужчины меняется во второй интерпретации Пикассо?
– Тут вдруг становится интересно, что же находится по ту сторону двери.
– Как будто там впереди есть какое-то «светлое будущее».
Перед нами всего лишь изображение темного силуэта мужчины на светлом фоне прямоугольного дверного проема – и столько разных смыслов этот образ несет в себе при каждом взгляде на него в трех разных картинах. Кто знает, может, символический свет за последней дверью – это и есть предвкушение нашего зрительского прочтения, нашего внимания и осознания всей глубины «Менин» двух великих художников?
Спираль осознания
– Зачем исследователи тратят годы на изучение некоторых картин?
– Почему люди возвращаются в музеи классического искусства?
– Почему, однажды увидев «Менины» Веласкеса, кто-то хочет вновь тратить время на ту же тему у Пикассо?
Мы не можем с первого взгляда понять, осознать и прожить произведение изобразительного искусства, а потом сделать вывод, что поняли его окончательно. Прочитали от корки до корки, вычислили все идеи и взаимосвязи, а теперь знаем наверняка, как отреагируем или как отреагирует любой другой зритель в мире, увидев этот шедевр в первый или в очередной раз.
В понимании искусства для зрителя всегда остается какая-то загадка, недосказанность, тайна – то, что цепляет и заставляет возвращаться к произведению снова и снова. Часто именно эти загадки побуждают погружаться в исторический контекст, узнавать мнение других зрителей или слушать анализ экспертов в надежде ухватить недостающую информацию, чтобы пазл, наконец, сложился. Некоторые даже говорят: «Без исторического контекста невозможно понять искусство».
И правда, покопавшись в разных источниках, можно найти дополнительные факты и истории. Бывает, находится что-то, что дает новый виток для нашего понимания замысла художника, а мы как будто поднимаемся на одну ступеньку вверх к цели – «я все понял».
Но важно помнить: исторические факты и контекст дают истинное развитие нашему пониманию искусства только тогда, когда ложатся на крепкий каркас из сформировавшегося понимания высказывания художника и нашего зрительского проникновения в произведение.
Мы вместе прочитали один из величайших шедевров изобразительного искусства – «Менины» Диего Веласкеса. Пикассо стал для нас проводником и ролевой моделью в эту тему. Он как будто на собственном примере показал, как можно выстраивать разговор с гениальным искусством. По сути, именно этот разговор и зафиксирован для нас на холсте.
Жан-Огюст-Доминик Энгр. Весна, 1820–1856. Музей Орсе, Париж
Микеланджело Буонарроти. Мятежный раб, 1513–1516. Лувр, Париж
«Менины» Пабло Пикассо не являются его определяющими работами, мы знаем имя художника не благодаря им. «Менины» Пикассо по степени значимости для мирового искусства точно не на одном уровне с «Герникой». Но «Менины» иллюстрируют диалог Пабло Пикассо с его великим предшественником. Наблюдая за этим диалогом, мы убеждаемся: Пикассо очень хорошо знает язык искусства, на котором говорит с Веласкесом. И величие Пикассо не стало случайным.
Спираль нашего осознания двигается вперед и выше не только благодаря историческому контексту и фактам и не только в процессе наблюдения за разговором художников. Спираль раскручивается также под влиянием нашего жизненного опыта, который мы получаем ежедневно. Именно он дает возможность по-новому смотреть на разные темы в нашей жизни. Мы меняемся, наш жизненный опыт накапливается, и со временем мы начинаем понимать разные темы иначе – с других перспектив и точек зрения.
В «Менинах» Диего Веласкеса у нас есть возможность попробовать себя в разных ролях, например, посмотреть в глаза инфанте Маргарите, воображая себя ее матерью или отцом. Или же кто-то из нас может увидеть собственное отражение в ребенке, который рано повзрослел и так пронзительно и молча смотрит на себя в будущем. В разные периоды жизни один и тот же зритель, вероятно, по-разному воспримет этот шедевр. Вот так разворачивается наша личная спираль осознания.
Поэтому разговор с искусством никогда не стоит считать законченным или зашедшим