Дорога идет далее. Живые образы героев – наших солдат и офицеров – сопровождают нас. Дорога упирается в огневой рубеж, но этот рубеж непрерывно движется вперед, за ним можно идти пешком, – и фронтовая дорога, которая служит направлением для сражений, является материальной летописью войны. Правда, эта летопись недолговечна, но кто сумеет прочитать ее вовремя и правильно, тот сможет восстановить картину минувших битв и понять смысл текущих военных событий.
Дорога от Могилева на Минск является дорогой битв, происходящих в эти дни, и на ней чрезвычайно явственно напечатан образ войны, и более того, – всматриваясь в этот образ, можно угадать тайну близкого будущего и, может быть, скорую судьбу нашего противника.
Почти сразу за Могилевом по дороге длинной очередью стоят побитые, изувеченные, пожженные, скорченные в уродов немецкие машины – автомобили разного назначения и орудия на тягачах. Кроме этой погибшей техники, нами здесь было захвачено более тридцати автомашин и двадцать орудий в исправном состоянии, которые тотчас же были использованы и пущены в дело. Здесь гвардейская танковая бригада гвардии полковника Ершова обошла минское шоссе с севера, затем сразу устремилась на юг и перерезала шоссе, перекрыв, таким образом, выход врагу с востока. В это время немцы, теснимые нашими частями с юго-востока и востока, ринулись на шоссе, спасаясь от истребления в районе Могилева. Возле прижавшейся к шоссе деревушки противник напоролся на нашу гвардейскую танковую бригаду Ершова и был ею нацело уничтожен или полонен в живой силе и технике. Быстрый маневр, точное сочетание своего действия с действиями других наших частей, выпиравших немцев с востока, обеспечили танкистам-гвардейцам блестящий исход боя.
Несколько дальше, в сущности это замечается непрерывно по всей дороге, видны следы сокрушительной работы «Илов». Вот в стороне от шоссе стоят два развороченных немецких танка. Они разнесены бомбами, воронки от которых зияют рядом с этими трупами машин. Часто встречаются изрешеченные и сожженные бомбовыми осколками автомашины, орудия, штабные автобусы.
Временами Минское шоссе идет вблизи лесов. Немцы в таких местах обычно вырубают деревья, чтобы отдалить лес от дороги и обезопасить дорогу от нападения партизан. Там, где немцы не управились вырубить лес, они огородили дорогу колючей проволокой и на той проволоке повесили множество пустых банок из-под консервов и прочие жестяные погремушки. Немцы рассчитывали, что как только партизаны коснутся проволоки, так погремушки зазвенят и тем укажут, что партизаны здесь вблизи. Партизаны, конечно, нападали безмолвно, не трогая погремушек, а в погремушки эти они гремели тогда и там, когда им нужно было отвести внимание немцев и держать в пустом страхе целые километры дороги. Более наивную и дурацкую военную «технику», чем эти консервные банки на колючей проволоке, трудно изобрести.
За лесом начались высокие хлеба. Из узкого проселка меж хлебов выехал «виллис», на котором ехало странное общество пассажиров: два советских офицера, немецкий майор и немецкий капитан. Оказалось, что два наших кинооператора углубились в сторону по полевой дороге, чтобы заснять там немецкую технику, накрытую нашим огнем. Из ржи к мирно работавшим операторам вышли немецкие офицеры – майор и капитан – и упросили киноработников взять их в плен и отвести в «гауптштаб». Кинооператорам было некогда, им нужно было работать еще до самого вечера, однако им пришлось исполнить настоятельную просьбу врагов и возить немцев до вечера. Немцы эти были опытными, закаленными в войне офицерами; каждый из них имел на рукаве алюминиевую бляху с надписью в одно слово: «Демянск». Это означало, что они состояли в отборных войсках, защищавших в свое время Демянскую крепость, которую, как известно, мы превратили в котел, где были выпарены огнем немецкие войска. Теперь эти немецкие офицеры командовали батальонами. Они ничего не могут сказать о своих солдатах: их батальоны уничтожены почти поголовно, а случайно оставшиеся в живых солдаты сдались в плен или бродят по кустарникам, ища какого-либо русского, чтобы поднять перед ним руки. Гитлеровские офицеры жадно пьют воду, они давно не ели, они на все согласны, лишь бы как-нибудь жить. Те, кто хотели стать господами мира, ныне согласны идти за жизнь в рабы. Как маньяки своего существования или как животные, они с жадностью глядят на белорусскую солнечную природу, боясь, что жизнь их может прекратиться…
Между деревнями Княжицы и Ермоловичи стоит новая громадная колонна омертвевших немецких машин. Здесь произошло быстрое и сокрушительное для противника побоище. Полк самоходных орудий майора Сегедина шел вперед севернее Минского шоссе, параллельно ему. По шоссе на больших предельных скоростях уходила на запад большая колонна противника. Тут были машины, полевые и зенитные орудия на тягачах, танкетки. Это была большая сила, которую нельзя было упустить живой. Майор Сегедин разделил свой полк пополам и мощным, точным огнем сразу одновременно накрыл голову и хвост немецкой колонны, придавив их намертво к земле с обоих концов, чтобы средняя часть колонны не могла двинуться ни вперед, ни назад. Немцы, оставшиеся на машинах посреди колонны, заметались меж двумя стенами артиллерийского огня. Тогда майор Сегедин направил огонь по центру колонны, затем по промежуткам меж центром и концами, все более сужая участок, обеспечивая тем надежное, сплошное уничтожение противника и его техники. Немцы не успели даже организовать отпора. Вся немецкая колонна осталась на месте, как металлический лом.
В этой быстро протекшей битве, совершённой, в сущности, на ходу, обозначилось наше искусство маневра, ставшее уже органическим искусством многих наших офицеров, наша способность владеть тайной современной войны, как войны движения, как сочетания скорости машин, мощности пушек и здравого решения командира при любой ситуации.
И снова идут рядом с дорогой ржаные нивы Белоруссии. Бредут старые крестьяне и крестьянки, возвращаясь в родные дворы. Старик с белой бородой несет по обочине дороги малое дитя, завернутое в одеяло. Мы беседуем с ним. История его обычная и страшная. Его внучку, двадцатилетнюю Марию, угнали немцы,