Черные рабы, трудясь вместе с сервентами и арендаторами, в некоторой степени укрепляли крупное товарное помещичье хозяйство — американский фольварк. Часто трудно было классифицировать их как классических рабов. Они трудились на феодальных мануфактурах по производству бочек в Вирджинии или заготавливали корабельные припасы в Северной Каролине, Несмотря на драконовские законы, они порой владели и небольшой земельной собственностью. Так, лейтенант английской армии генерала Бургойна Томас Анберн в своих воспоминаниях о Джорджии пишет, что негры получали от хозяина по акру земли в вечное пользование, где в свободное от работы время, по субботам, выращивали для себя зерно и домашнюю птицу. [547] К сожалению, автор не указывает, платили ли подневольные негры что-либо хозяевам за эту землю, но они с лихвой платили ему на хозяйских плантациях. Конечно, мы далеки от того, чтобы отождествлять это с отработочной рентой, а негров представлять в виде своеобразного зависимого крестьянства. Но своим трудом негры укрепляли крупное поместное землевладение, экономическую и политическую власть лендлордов.
Социальная структура колониального общества. Американская «аристократия». Крупная поместная собственность, квит-рента, сама политика Стюартов привели к тому, что во второй половине XVII в. здесь начинает формироваться своего рода высшая «аристократия». Этот термин получил широкое распространение как в американской, так и в советской историографии. Как правило, он берется в кавычки. Это связано с тем, что сравнивать американское общество колониального периода с классической феодальной лестницей действительно нет оснований. Однако хотелось бы напомнить, что в этом и нет необходимости. Общество переходной эпохи в действительности уже не имеет четко выраженной феодальной структуры, хотя и имеет вековые традиции, чего не было в ранней американской истории. Внутри такого общества сами рамки, разграничивающие классы и социальные группы, сильно размыты, происходит внутренняя диффузия, которую можно проиллюстрировать классическим примером броуновского движения. Старые традиционные классы, приходя в движение, размываются, все сильнее заявляют о себе внесистемные группы.
Так, в стране, классической для отечественной историографии — Франции, к этому времени уже почти везде отсутствовала личная зависимость крестьянства, дворяне практически не вели самостоятельного хозяйства, значительная, если не большая их часть осела в городах, прежде всего в Версале и Париже. Их поместья переходили в руки «генеральных фермеров» и горожан, росло дворянство мантии, укреплялись позиции торговцев и мануфактурщиков. Вместе с тем французское дворянство опиралось на феодальную традицию и экономическую власть, продолжало удерживать и политическую власть. [548]
Европейско-североамериканский феодализм не имел собственно американской феодальной традиции, но опирался на предшествовавший ему английский вариант прежде всего в лице монархии. Стюарты, много сделавшие для его насаждения на американской земле, дали толчок и к развитию местной аристократии, прежде всего в центральных и южных колониях. По мнению Э. Иванса, к началу XVIII в. эти фамилии уже окончательно оформились как аристократия и обладали огромным влиянием. [549] В Вирджинии это были Бланды, Барвеллы, Картеры, Ли, Рэндольфы. В Нью-Йорке — Моррисы, Робинсоны, де Ланей, Джонсоны; в Мэриленде феодальную иерархию по-прежнему возглавляли Балтиморы, в Каролинах — Лукасы, Гренвилли, Маниголты.
О неоднородности колониального общества, наличии здесь различных классов и социальных групп говорят прежде всего современники. В докладе «Взгляд на провинцию и правительство Вирджинии», поданном на высочайшее рассмотрение тремя вирджинскими авторами Хартвеллом, Блеиром и Чилтоном, говорится, что в колонии существует сословное разделение населения. На вершине пирамиды находятся плантаторы-аристократы, вторую группу составляют торговцы и купцы, а внизу — «свободные люди» — фримены, мелкие плантаторы, ремесленники. [550] Авторы не включают сюда сервентов и рабов, видимо, не считая их за людей.
Лейтенант-губернатор Нью-Йорка К. Коулден, анализируя классовую структуру колонии в 1765 г., указывает, что народ Нью-Йорка делится на следующие категории: 1) собственники больших поместий, которые жалованы им от имени короля. Автор отмечает, что размеры маноров достигают огромных цифр от 100 тыс. до 1 млн акров; 2) вторая группа объединяет «джентльменов-юристов», своеобразное «дворянство мантии»; 3) торговцы и купцы, которые, по мнению автора, составляют «третий класс, разбогатевший благодаря расторопности и счастию в торговых сделках, особенно в минувшую войну»; 4) низшие сословия образуют фермеры и ремесленники.
Как и его предшественники, Коулден не включает в социальную структуру сервентов и рабов, что само по себе достаточно красноречиво. Ведь сервенты и рабы составляли примерно четверть колониального населения. [551] Могущественную «группу» лендлордов-аристократов в Северной Каролине выделяет В. Бирд Второй, отмечая их высокое экономическое и политическое положение в обжитых районах Каролины. [552]
Классическими колониями, где сословность наиболее ярко выразилась, стали Вирджиния, которую первый биограф Патрика Генри В. Вирт назвал аристократической, и Нью-Йорк.
Основой могущества здешних аристократов было крупное землевладение. Как отмечает Э. Иване, практически все семейства «высшего света» Вирджинии — Ли, Рэндольфы, Картеры — были связаны «с землей и арендаторами». [553] Роберт Картер, по прозвищу «Король», владел в графстве Ланкастер 300 тыс. акров земли, 1000 рабов, которые трудились на 46 плантациях. В его «родовом» поместье работали 17 кабальных слуг и 33 раба. Его внук Роберт владел 60 тыс. акров земли в Вирджинии и Мэриленде, кроме того, в его собственности были и железные рудники. У Джона Кастиса было 15 тыс. акров земли, у Ф. Лудвилла–10 тыс. акров, собственность в Джеймстауне и Вильямсбурге, 164 раба, значительное количество скота и овец. [554] Были, конечно, и исключения. Так, семейство Нельсонов, разбогатело на торговле, но и они были крупными земельными собственниками. В Нью-Йорке о размерах земельной собственности лендлордов говорят счета, которые были представлены лоялистами, потерявшими свои маноры в ходе революции. «Сэр Джонсон оценил свои конфискованные земли и имущество в 183 тыс. фунтов стерлингов, а сэр Дж. Джонсон — в 103 162; О. де Ланей потерял собственность стоимостью почти в 109 тыс. фунтов стерлингов, у У. Байарда конфисковали земли и имущество, оцененное в 75 тыс. фунтов стерлингов, от 53 до 100 тыс. оценивалось протянувшееся по берегу реки на 24 мили поместье Ф. Филипса; Б. Робинсон и Р. Моррис, подали британскому правительству прошения о компенсации им за имущество стоимостью соответственно 79 980 и 68 384 фунтов стерлингов». [555] В их владениях трудились сотни сервентов и арендаторов. Только в манорах четырех крупнейших лендлордов Р. Морриса, Б. Робинса, Де Ланей, владельцев «Филипсбург Манор» трудились 80–90% всех арендаторов графств Датчес и Уэстчестер. По свидетельству Уота, графства Олбени, Датчес и Уэстчестер находились в вассальной зависимости от своих лендлордов. [556]
Некоторые лендлорды имели дворянские титулы, в основном это были бароны и баронеты, но большинство подчеркивало свою социальную обособленность званиями