Для американской аристократии на протяжении XVIII в. была характерна замкнутость. Число «аристократических» семейств не превышало 100. Опираясь на «Основные законы», опубликованные Локком для Каролины, местная знать всячески стремилась ограничить смешение с «простолюдинами». Образцом для подражания служило английское дворянство. Дети богатых плантаторов получали образование в английских университетах и закрытых учебных заведениях, усваивая образ жизни своих английских кузенов: скачки, охоту, стремление к роскоши. Характеризуя окружающую элиту, Джон Вейлис писал накануне революции, что она, богатая за счет труда сервентов и рабов, «погрязла в роскоши», конечно, в американско-пуританском значении этого слова: «Еще в 1740 г. долг в 1 тыс. фунтов стерлингов считался бедствием, теперь же задолженность в 10 раз большая воспринималась как пустяк, не стоящий внимания. Конечно, их доходы возросли с того времени. Но сейчас роскошь и безумное расточительство шагают рука об руку. В 1740 г. я не помню, чтобы видел где-нибудь ковер, исключая маленькой полоски в спальной комнате. Теперь же повсюду персидские и азиатские ковры, изящная французская мебель во всех комнатах и всестороннее проявление богатства». [559]
Как уже отмечалось выше, американские аристократы, так же, как и их неизмеримо более родовитые английские и французские собратья, постепенно попадали в финансовую задолженность от купцов и банкиров. К этому их толкали монокультурность поместий, тяга к роскоши, стремление к выделению в обществе, где «джентльмен не занимается трудом и торгашеством». Надеясь на свои земельные владения, лендлорды все глубже залезали в долги ради дорогих вин и охотничьих ружей, мебели и ковров. Стоило только упасть цене на землю, как это произошло в 1770 г., или на табак, господствовавший на южных плантациях, как наступало отрезвление. Например, крупный вирджинский плантатор В. Бирд Третий оказался должен английским купцам 100 тыс. фунтов стерлингов, Т. Райт — джентльмен из графства Ричмонд, обладая 3 тыс. акрами земли, стал несостоятельным должником, а в целом, как отмечает Иване, плантаторы только Вирджинии задолжали английским торговым домам от 2 до 3 млн фунтов стерлингов. [560] Т. Дже-ферсон так писал о задолженности плантаторов: «Эти долги стали передаваться по наследству от отца к сыну на протяжении уже многих поколений, а плантаторы — в своего рода собственность, закрепленную за определенными торговыми домами в Лондоне». [561] Огромная финансовая задолженность не вела к автоматическому банкротству плантаторов, оно было бы и не выгодно английским купцам, но вела к окончательному превращению американского фольварка в сырьевой придаток экономики метрополии. Долги Англии имели определенное революционизирующее значение — для некоторой части плантаторов, видевших в будущей революции возможность одним махом покончить с экономической зависимостью от английских торговых домов.
Колониальная олигархия играла важную роль и в политической жизни Английской Америки. Ее малочисленность не означала бессилия. Лендлорды и их ставленники «доминировали в церквях и молельных домах, судах графств и административных органах. Экономическое благосостояние лежало в основе их сильнейших политических позиций, их влияние сгущалось на каждом уровне социальной структуры общества, в каждой области ее функционирования». [562] Практически всем ассамблеям центральных и южных штатов: Нью-Йорка и Нью-Джерси, Нью-Гемпшира, и особенно Вирджинии, Мэриленда и обеих Каролин, был свойствен олигархический характер. По подсчетам Дж. Мейна, практически вся административная власть в центральных и южных колониях в XVIII в. оказалась в руках плантаторской и отчасти торговой олигархии, которая в процентном соотношении насчитывала не более 10%. [563] Своя «аристократия», ориентирующаяся на каролинских лендлордов, накануне революции начинает формироваться и в Джорджии. Так, если еще в первой половине 50-х годов можно было назвать богатыми лишь считанные единицы, то накануне революции губернатор колонии и члены совета колонии владели почти 1 тыс. рабов и обширными земельными владениями. [564]
Приобщение к власти становится необходимым правилом для отпрысков богатых семей. Сначала молодой аристократ получал необходимое образование в Европе или дома, затем занимал пост в судах графств или ополчении и, если достаточно хорошо себя зарекомендовал, он мог рассчитывать на избрание в Ассамблею. Показательной здесь может быть карьера одного из самых известных американцев Т. Джефферсона, наследника довольно крупного состояния в 7 тыс. акров и 60 рабов. Он удвоил свое состояние после удачной женитьбы. В 26 лет был избран барджессом (членом нижней палаты Ассамблеи) от своего графства Олбемал, причем начал свою политическую карьеру не из честолюбия, а руководствуясь принципом «благородство обязывает».
Будущий автор «Декларации независимости» и третий президент США накануне революции готовился не к суровым революционным боям, а собирался прожить спокойную и насыщенную жизнь джентльмена — богатого плантатора, депутата ассамблеи, полковника ополчения графства. Дж. Т. Адамс пишет, что вплоть до революции общественная жизнь в своей государственной основе была уделом аристократов: «Джентри — „лучшие люди“ — имели все преимущества в борьбе за власть. Как правило, они и не имели отношения к реальной борьбе за нее». [565]
Государственная власть была важным барьером, который отделял аристократов от простолюдинов. Они могли терпеть присутствие в Ассамблеях и судах богатых купцов и работорговцев, с которыми многие находились в деловых, а то и семейных связях, но не «оборванцев». Определенную роль здесь играли связи и образование, но важнейшим барьером, преграждавшим выходцам из народных масс путь на верх, был имущественный барьер. В большинстве южных колоний, например, право голоса имел лишь владелец участка не менее чем в 50 акров земли — в Мэриленде с 1678 г, в Каролине с 1752, Джорджии с 1761 г. Что касается Вирджинии, где долгое время правом голоса обладали все, кто имел хоть какую-либо собственность, то по настоянию палаты горожан, где большинство уже давно составляли плантаторы, в 1736 г. был принят новый закон, по которому правом голоса обладал уже собственник 100 акров необрабатываемой земли или, как минимум, действующей плантации в 25 акров. [566]
Феодальный принцип соответствия