Ну как… Тех, кого назначат ими.
Якоб сморщился. Выборные сотни, боярская рать, лучшие люди — а ведут себя не как рыцари, больше как неумелые дипломаты, интриганы возле трона.
Прошел мимо раскинувшегося по всей деревне лазарета.
Зрелище неприятное. Куча народу. Кто-то хромает, кого-то тащат, укладывают, переносят. Крики, стоны, ругань, кровь. Заляпанная ею одежда, сорванная, срезанная с тяжелораненых. Воплей было уже поменьше. Все же самые страшные операции уже прошли. Их начали сразу, как отряды этого дьявола Игоря — отошли. Но все равно — зрелище не из приятных. Удручающее, что ни говори. Французов здесь, правда, не было. Всех их лечили свои же бойцы. Наемная конница разместилась чуть севернее, чем пехота. Досталось ей крепко.
Луи де Роуэн остался жив, но моральный дух его пал.
Где-то полчаса назад Делагарди видел его расхаживающим между своих людей. На совет его не позвали. Видимо, считали что одного представителя от наемников хватит. Одного его — Якоба Понтуса Делагарди. Как всегда в последнее время отвечающего за все и за всех своих людей.
Наконец-то он добрался, откинул полог шатра.
В ноздри сразу ударил запах дыма и пота. На улице и так жарко, а внутри просто как в бане.
Собравшихся было человек двадцать. Все те же лица, ничего нового. Этих он уже видел, слышал и знал. Они все время, пока войско было в походе, рассказывали Дмитрию небылицы о его невероятном тактическом гении и том, как же верно выбрано направление удара и что обязательно, а как же иначе, христолюбивое московское царское воинство победит. Сломит любого врага. Одним своим видом ввергнет каждого самозванца в шок.
Нет никаких сомнений, что будет именно так.
Конечно. Сегодняшний день показал, что на войне все несколько иначе. Не всегда решает размер мошны, длина бороды, объем брюха, занимаемое место за столом, то, из чего сделана шапка и плащ. А порой даже не решает золочение или серебрение доспехов и оружия, хотя, казалось бы…
Решает выучка, решимость и опытность.
Желание воевать и побеждать, а не говорить о войне и победах.
Якуб скрепя сердце протиснулся внутрь, двинулся вперед. Все же он был командиром пяти тысяч бойцов. Доброй трети царского воинства, если не считать бестолковых холопов, и должен был находиться впереди. За это он ловил злобные взгляды, но привык к такому обращению. Чертово местничество, как называлась в этой стране структура взаимодействия военных чинов. И он в ней никуда не вписывался, потому что был иноземцем.
Поэтому, а также по иному ряду причин, вызывал здесь у всех злость и ненависть.
«Сейчас начнется» — Пронеслось у него в голове, словно молния. Мысль отдалась мигренью в висках, вызвала недовольную мину на лице.
Он уже слышал обвинения от самого Дмитрия в отсутствии разведки. И как объяснить человеку, что он сам дал приказ не посылать французских рейтар выполнять это обыденное на марше действо, когда Якоб предлагал?
— О, наш северный друг. — Дмитрий улыбнулся ему, хотя в голосе слышались нотки сарказма.
Якоб поклонился, как того требовал этикет.
Вроде все начиналось спокойно, но он ждал подвоха, поглядывал по сторонам.
Воевода полулежал, полусидел у своего импровизированного трона, который был поднят, чтобы хоть как-то компенсировать разницу в высоте. Подле Шуйского возился тот самый врач, который перевязывал его несколько часов назад у кареты. Лицом Дмитрий был бледен. Все же крови он потерял прилично. Рядом размещались кушанья и питье.
Возле него стояла пара молодых бояр из близкого окружения. Кто они, Делагарди не очень помнил. Дмитрий затмевал всех остальных, и общаться приходилось только с ним лично. Сейчас, видимо, ситуация поменяется и эти двое, или один из них будут выполнять то, что ввиду ранения не может делать сам воевода.
Умно. Провалы скинуть на молодёжь — хороший дипломатический ход.
— Все в сборе, начнем. — Голос звучал грозно.
Швед отметил, что на удивление собрались все быстро. Обычно такие военные советы требовали очень большого ожидания, поэтому он и не торопился в этот раз. Но разгром и потери, видимо, что-то изменили в логике поведения этих людей. Неужели они начнут действовать более разумно, быстро и толково?
Дмитрий махнул рукой, и ему начали докладывать о потерях.
В целом, все оказалось не так плохо, как предполагал Делагарди. Либо… Эти люди откровенно лгали.
Потери понес преимущественно авангард. Тысяча поместной конницы, что переправилась на правый берег реки Лопасни. Их попросту смели. Чуть больше двухсот погибло и только около сотни не пострадали. Те, кто первыми ломанулся назад через брод. Остальные в той или иной мере — раненые. Покалеченные, пострелянные, посеченные саблями.
В конях тоже были значительные, примерно сопоставимые потери.
И это, казалось, вызвало у Шуйского гораздо больше раздражения и негодования, чем сведения о гибели бойцов.
Дальше докладывал стрелецкий полковник. У них потерь было мало. Двое погибших и то, по словам, в давке, а не от стрельбы. Около пятидесяти раненых. Делагарди прислушался к этому человеку. Из всех он выглядел наиболее толковым и, казалось, как и швед был здесь нелюбим и ощущал себя не в своей тарелке. Он руководил стрельцами и в политических дрязгах замешан был меньше всего. Хотя, конечно же, проживание его в Москве накладывало свои моменты.
Потом пошли доклады от посошной рати, от обоза, от еще каких-то людей, отвечающих за снабжение, за лошадей, за фураж и припас.
Якоб слушал, и как-то так выходило, что удар был нанесен по авангарду, а потери понес обоз. Паника уничтожила приличное число имущества, хотя… Он чем дальше слушал, тем больше понимал — что это какой-то бред и попытка списать какие-то хищения на боевые потери.
Судя по лицу Дмитрия, он тоже частично понимал, что происходит, но не до конца.
Кивал. Наконец-то перевел взгляд на Якоба.
— Как наши… — Он подчеркнул это слово. — Доблестные французы?
Делагарди не очень понимал, что происходит. Вроде бы казалось, что сейчас должны полететь головы с плеч, но по факту весь совет сейчас сводился к обозначению ущерба. А что делать-то…
— Луи де Роуэн доложился, что потерял убитыми сорок семь человек и еще двести тринадцать получили ранения.
Он не упомянул тех, кто может продолжать сражаться после минимальной помощи. Таких было еще человек двести. Слетевших с коней, помятых, получивших легкие ранения стрелами на излете.
— Славно. — произнес Дмитрий. — Славно.
Что? Хотел выкрикнуть Якоб, но сдержался. Воевода тем временем продолжал.
— Мы храбро отразили эту колдовскую вылазку проклятого упыря. — Он обвел взглядом всех собравшихся. Продолжил. — Наше христолюбивое воинство крепко,