Возглас Гелюси эхом отдался в темном саду-огороде, среди яблонь и кустов смородины. Последнее слово она произнесла не в суде. А здесь, в своих владениях, некогда купленных на деньги сестры, среди своих грядок и парников и бентамок в курятнике.
На окраине Торков слышалась полицейская сирена. Подполковник Лейкин, поднятый Клавдием среди ночи из теплой постели, мчался на всех парах ставить точку в «громком резонансном деле».
Глава 31. Time out of joint [33]. Планы на будущее
Есть раны, не заживающие никогда…
Кости срастаются, тело выздоравливает.
А душа кровоточит…
Клавдия прямо из Торков Макар отвез в больницу. Подполковник Лейкин, прибывший сначала в заброшенный ремонтный цех и лично обнаруживший «БМВ» Дмитрия Матвеева в боксе, а затем к дому Ангелины, вникнув во все, встал на сторону Макара:
— Немедленно к врачу! Мамонт… не артачься, не возражай: на рентген и к хирургу мигом. Марш!
Он даже выделил патрульную машину с сиреной и мигалкой — сопровождать их внедорожник, дабы они не попали в затор. Хотя какие пробки в пять утра?
Дежурный травматолог диагностировал у Клавдия перелом ребра (даже резиновые пули порой бьют жестоко!) и применил консервативный подход в лечении: Клавдия накачали обезболивающим и антибиотиками и наложили ему на торс тугую повязку.
Маша вернулась домой.
Не сразу.
Вениамин Лейберман повторно обжаловал ее административной арест, приложил к документам еще и рапорт подполковника Лейкина с изложением всех «вновь открывшихся обстоятельств по делу Дмитрия Матвеева», где указывалось «установленное сотрудниками Гавриковского отдела полиции в ходе оперативных мероприятий» имя убийцы Матвеева и ее пособников.
Имя истинного убийцы стало известно миру. Его подхватила пресса. Сообщениями о «бывшей чиновнице-монстре» Антонине Акакиевой, убившей соседа и самой ставшей жертвой неизвестного пока преступника» пестрела лента новостей в интернете, а домыслы и слухи расползались по каналам в Сети. Шофера Филимонова и сестру Акакиевой Ангелину официально задержали. Следственно-оперативная группа, работавшая над раскрытием разбойного нападения на Акакиеву, теперь примеряла к ним роли ее убийц. Вениамина Лейбермана судьба пособников не интересовала. Он бился словно лев за немедленное освобождение своей подзащитной. Но судебная машина двигалась со скрипом. Усилиями Вениамина Машу освободили из-под стражи лишь на третьи сутки административного ареста. В общей сложности она провела за решеткой восемь дней.
И эти страшные восемь дней в ИВС и можайском СИЗО изменили ее.
Вениамин сам забрал ее из ИВС, настояв перед Макаром: «Моя обязанность как ее адвоката». — И доставил в дом на озере. Машу высыпали встречать все: Вера Павловна, Лидочка, пожилая пара педагогов Августа, Макар с Сашхеном на руках. Вышел и туго-натуго перебинтованный Клавдий. Маша при всех по русскому обычаю поклонилась низко (наверное, в фильмах-сказках видела) Лейберману и Макару. Вера Павловна обняла ее, девочки тоже. А потом Маша сама подала руку Клавдию — церемонно и просто. И произнесла: «Здравствуйте, Клава. Спасибо вам за все!»
День она провела у себя в комнате, лежала в постели, уставившись в потолок. Они ее не беспокоили. Вера Павловна сама заботливо приносила ей лекарства и поесть. И чаю горячего с покупными сладостями.
На следующее утро Маша спустилась на кухню, повязала фартук. И сомнамбулой, чисто механически, начала готовить всем завтрак. Напекла даже английских булочек скон, любимых Макаром и детьми, щедро смазала их маслом и сливовым джемом. Но порой она надолго замирала, отрешенно, скорбно глядя в окно.
Брала ручной пылесос, включала, возила им по полу, собирая мусор, а затем вновь застывала, глядя в пустоту столь же пустым и погасшим взором. Вера Павловна подходила к ней, обнимала ее за плечи. Отнимала у нее пылесос. Вела на террасу или в парк — на свежий воздух.
А Маша шептала: «Сколько же народа в тюрьме… Девчонки молодые и пожилые, старше меня… И не урки-воровки, а приличные женщины, интеллигентные… В камерах по ночам кричат, плачут… Страшно…»
— Мы должны дать ей время прийти в себя, — сказала Вера Павловна Макару и Клавдию. — Быстро подобное не лечится. Маша должна осознать — она на свободе, она дома. Кошмар закончился.
Макар, глядя на Машино осунувшееся, посеревшее лицо, невольно вспоминал слова шофера Филимонова о том, как до него, бегущего прочь от брошенного им на рельсы Матвеева, издали донесся крик. Он не мог принадлежать Матвееву — дилер в тот момент был уже мертв. Филимонов слышал вопль Маши, когда она пыталась остановить несущийся тепловоз или когда она же тащила из-под колес тело Матвеева, ухватив того за руки. И ее обагрила хлынувшая кровь…
Вениамин Лейберман согласился с Верой Павловной: «Нам всем надо проявить терпение в отношении Марии». Он поделился собственными адвокатскими воспоминаниями: его клиенты, проведшие в тюрьме дни, месяцы и годы, на свободе тоже сначала жили словно по «тюремному распорядку». Они сбивались с ритма… Проявляли полное безучастие… Словно выпадали из обычной жизни.
Макар слушал друга-адвоката и понимал: и хотели бы они отпраздновать громко освобождение Маши, но не получалось — ни веселья, ни торжеств…
Печаль…
Насчет гибели Антонины Акакиевой от рук детей собственной домработницы (кстати, Лелик и Толик пока не попали в орбиту интересов правосудия. Им несказанно везло: все внимание следственно-оперативной группы, занимавшейся раскрытием ее убийства, сосредоточилось на Филимонове и Ангелине) Вениамин Лейберман имел личную точку зрения.
— Божий суд неотвратим, — убежденно заявил он Макару и Клавдию. — В отношении Товарища Мадам он свершился быстро, беспощадно, но справедливо. Скажете, в роли мстительного провидения выступили ненавидевшая Товарищ Мадам с детства девочка по имени Лелик и ее безумный брат? А я отвечу: Ангелы возмездия порой принимают поразительные обличья. Они маскируются. Но свое дело они знают. Можно избежать человеческого суда, уголовного… Но Божий суд неминуемо свершится над негодяями и покарает за причиненное зло.
Лечить Машу от стресса и воспоминаний про «застенки» Вениамин вызвался сам. Спустя неделю он нагрянул в дом на озере в гости со своими младшими сыновьями-близнецами. Их познакомили с Лидочкой и Августой. Вениамин отправил всех домашних прогуляться — в парк поместья. Макар и Вера Павловна забрали детей и пошли на озеро купаться, ловить последние августовские солнечные денечки.
— Клава, братан! — обратился Вениамин к Клавдию. — Вы тоже исчезните. Вы появитесь позже. В нужный момент.
Клавдий, закинув в рот обезболивающие таблетки, присоединился к честной компании. Ни грести на каноэ, ни купаться он из-за перелома снова не мог. Но счел себя обязанным возвести для Сашхена, Лидочки, Августы и озорных кудрявых близнецов замок из песка и глины у кромки воды. Больно ему было сидеть на песке, больно