— «Малыш», как обстановка? Погоня есть? Приём! — произнёс в рацию голос Сергея, где на заднем фоне плакал мальчик причитая: «Шарик! Шарик! Мама, там Шарик!»
— Погони со стороны противника нет, — ответил я. — Но всё же вас преследуют! Приём!
Я снял очки и, кивнув на планшет, поинтересовался у Анны:
— Это ваша?
Глаза девушки хаотично метались из стороны в сторону, а рот был широко открыт, как клюв у той вороны на берёзе.
«Вот же блин, психологическое оружие устроило френдли фаер! Походу дела музыка из плеера и её зацепила. Хорошо, что не дроновыми децибелами», подумал я, а в слух произнёс:
— Аня, не переживай. Всё хорошо.
— Ч-что это было? — ошеломлённо прошептала та.
— Просто — шумовые эффекты! Это мы так врага отвлекаем от его мерзких дел! Понятно?
— А… Ага. — Кивнула та через пару секунд, потом помотала головой, явно стараясь прийти в себя, и прошептала: — Ты меня о чём-то спросил?
— Собака, говорю, ваша?
— Да-да, это наш Шарик! Смотри, он бежит за машиной! — произнесла волнующимся голосом, наконец ожившая девушка, показывая при этом пальцем на монитор.
— Вижу, что бежит, — хмыкнул я и, потерев подбородок, поинтересовался: — А он лает?
— Конечно! — сказала Аня и, тут же поняв, что столь опрометчивое утверждение может сыграть совсем не в пользу домашнего питомца, сразу же поправилась: — Но только на чужих и… и только по приказу хозяев! — Потом чуть подумала, и, явно понимая, что наличие лающей собаки в лесу очень опасно, ведь из-за лая мы все можем быть обнаружены противником, запричитала: — Вы не волнуйтесь, я ему скажу, он не будет лаять! Он послушный! Я его надрессирую! Честно! Я смогу!
Сергей не слышал нашего разговора, а потому решил уточнить:
— «Малыш», кто нас преследует? В зеркалах заднего вида ничего не вижу! Приём!
— А ты и не увидишь. Преследователь изрядно отстал. Так что если не хотите собакена потерять, то нужно сбавить ход и вообще остановиться на пяток секунд.
— Не понял! За нами бежит собака?
— Ну да, а зовут её Шарик.
Рация в кабине работала достаточно громко и ребенок, вероятно, услышав знакомое имя, тут же заголосил:
«Мама! Мамулечка! Шарик!»
— Товарищ партизан… там где-то наша собака? — нервным голосом проговорила Галина Ивановна, обращаясь к Кудрявцеву.
— Пока не знаю, — ответил ей Сергей и спросил меня: — Что делаем? Приём!
— А у нас есть выбор? — вздохнул я. — Останавливайся и подбери отставшего пассажира, а то он уже запыхался и язык высунул, бедняга. Другого преследования нет. За обстановкой слежу!
В рации послышался шорох — разведчик притормозил, машина чуть заскрипела. Открылась пассажирская дверь, а Сергей высунувшись в окно, посмотрел назад.
— Шарик! Шарик! — вновь раздался в кузове взволнованный голос, и я увидел, как собака, выбежав из-за поворота, почти молниеносно догнала стоящий грузовик и рывком запрыгнула в кабину.
Дверь захлопнулась, автомобиль продолжил движение, а я, успокаивая зарыдавшую у меня на плече Аню, продолжил следить за обстановкой, одновременно слушая через рацию плач, слова благодарности и крики радости.
На душе было очень легко. Мы все остались живы и даже Шарика спасли! Ну разве это не счастье? Разве ради таких вот мгновений не стоит жить?
Вот и я думаю, что стоит!
Глава 22
И вновь нужно решаться и решать
Стоя у двери ведущий в бункер, я покосился на сидящих на лавочке напротив мешков с землёй, можно сказать, вынужденных переселенцев и, посмотрев на напарника, негромко спросил:
— Ну и что будем с ними делать?
Спасённых членов семьи было решено пока разместить в коридоре. На сам объект запустить не решились, но где-то передохнуть им было нужно.
Кудрявцев, понимая что ситуация сложная, тяжело вздохнул и, уставившись в пол, нерешительно буркнул:
— Коля, я не знаю, как нам поступить. Правда — не знаю. Но уверен, что, если мы их выгоним, они погибнут. — Он поднял глаза и, посмотрев на меня, прошептал: — Мы не можем обречь людей на верную смерть.
— Да это понятно, — отмахнулся я. — Я, собственно, про то, что вообще нам с ними теперь делать.
И вопрос это был первостепенный. Напарник это прекрасно понимал. С одной стороны — люди: мать, дочь, маленький ребёнок — и долг красноармейца, который должен защищать мирное население. С другой — важный объект, на котором мы находились: подземное предприятие, полное техники, чертежей и артефактов из будущего, кои ни при каких раскладах не должны попасть к врагу. Спасённые нами женщины и ребёнок и так уже многое видели: радиостанцию, беспилотник, монитор, очки, пятнистую форму, новое оружие, бензопилу, странные строительные инструменты и тому подобное. И в этом тоже была немалая часть проблемы!
Стоя в углу, мы с Сергеем разговаривали тише, чем земля шуршала у нас под ногами, так что семья не могла нас услышать. Но сердце у каждого в такие моменты слышит многое. И Анна, вероятно, как только набралась смелости, встала с лавки и, глотнув воздух, произнесла:
— Товарищи…
Мы повернули головы. Её мать испуганно посмотрела на дочь, будто боялась слов что она произнесёт и которые способны вновь их ввергнуть в опасность. Девушка вытерла рукавом лицо и повторила, уже громче:
— Товарищи. Я понимаю, что вы партизаны. И я сама давно хотела уйти из деревни и найти партизанский отряд. Мама это подтвердит. — Галина Ивановна, сдерживая выступившие слёзы, кивнула и крепко сжала руку дочери. — Мама не пускала меня, потому что боялась, что я погибну. Но я, товарищи, не боюсь! Я считаю, что врага нужно бить! Понимала и понимаю это… но просто… я не могла действовать в одиночку. Вы, товарищи, не смотрите, что я девушка. Я — комсомолка и хочу быть полезной нашей стране! Но уйти я не могла, потому что мама… и Ванечка… и потому что не знала, где вас искать. И вообще не знала, что у вас есть такие партизанские отряды рядом с нашей деревней. А если бы знала, давно бы пришла. Мы вот тут и жили…
Речь её путалась: слова рвались, как нитки на ветру. Слёзы текли, и она едва сдерживала рыдание, зачастую задыхалась на полуслове. Мать встала, обняла дочурку и сама не смогла сдержаться: глаза женщины предательски блеснули, пальцы задрожали, и они