— Спасибо тебе, девочка моя.
Рассказ взволновал Арамяна, и, чтобы скрыть это, он обратился к классу:
— Говорят, эту громадную стройку невозможно закончить силами только нашей республики. Это неверно. Испокон веку боролся труженик армянин с камнем, из поколения в поколение передавал он опыт работы под землей. Эта стройка сама по себе стала выражением воли нашего народа, горячим его желанием. Но строительство может продлиться очень долго, и тогда жизнь Севана окажется под угрозой. Вот почему братские республики поспешили нам на помощь. Сейчас на строительстве работают сыновья и дочери двадцати восьми народов, и среди них Нона Арсеньевна Каладзе. Да, она непременно найдет свое счастье... Я верю в это...
И лишь я один понимал, что Нона рассказывала свое горе Арамяну, а Арамян выдал свои чувства.
После недолгого разговора с Арамяном я встретился с начальником участка. Он стал настаивать на том, чтобы я продолжал работать в бригаде Енгибара. Я объяснил, что перевелся на заочное затем и только затем, чтобы работать бурильщиком. Начальник участка подумал и наконец сказал:
— Ну ладно, приходи завтра на участок.
Артак с Николаем сидели за столом уже довольно долго. Оба были голодны. Зина плакала на кухне. Артак тихонько забарабанил по столу:
— Николай, ты ведь в армии был поваром.
— Был. Даже несколько почетных грамот получил.
— Так вот. Если Зина вытурит тебя из дома, будем жить вместе. Я буду пол мести, посуду мыть, а ты вкусно готовить.
— Чего бы я ни сготовил, все борщом да кашей будет пахнуть.
— Коля, не горюй, если еда будет невкусная, станем почетные грамоты кушать.
Зина громко всхлипывала.
— Плачет. Гражданская совесть ее мучает, — нарочито громко пояснил Артак.
— А когда милиция вас поймает, ты будешь на суде плакать, — ответила Зина сквозь рыдания.
— Ну, наверное, платок найдется слезы-то вытереть.
— Для такого случая полдюжины пришлю, не пожалею, — не унималась Зина.
— Половину твоему Николаю отдам. Надо не надо, все хвалит тебя: «Ах, как моя Зиночка готовит, пальчики оближешь!»
— Ну, а Татевик твоя небось тебя хвалит не нахвалится. Сегодня же письмо ей отправлю: «Поздравляю, твой хваленый парень настоящий браконьер».
— Слово-то какое! Вот так и напиши. Она велит мне быть умником, никуда из дому не выходить. Я пообещал ей стоять в комнате неподвижно, как сундук. Она даже может сесть на меня верхом. А когда состарюсь, пусть не жалеет и выкинет вон. Кому нужен старый пустой сундук? Ровно человек голодный...
— Ах, вы голодные... Ну и правильно. Все равно вам есть не дам, пока не пообещаете, что на рыбалку не пойдете.
Артак подмигнул Николаю.
— Ладно, — махнул рукой тот. — Не пойдем. Теперь довольна? — И тихо прошептал: — Скажем, что едем в Джермук.
Мне предоставили квартиру на втором этаже двухэтажного дома. Это была довольно просторная однокомнатная квартира со всеми удобствами. Бывшие обитатели отделили занавеской часть комнаты и сделали из нее спальню. Здесь стояла деревянная кровать, накрытая цветастым покрывалом. Комната была обставлена старой мебелью, но мне все казалось новым: ведь здесь начиналась моя трудовая биография.
Начало октября... Рабочий день кончился, одарив меня счастливой усталостью: мы прошли полтора цикла. Мне удалось также позвонить Сона, и я обещал ей скоро приехать.
Дома я сел заниматься и просидел до полуночи. Я не услышал даже, как начался дождь, и только тогда поднял голову, когда молнии стали сечь небо. Я посмотрел в окно: дождь стучал по стеклам. Вдруг подобно орудийному залпу грянул гром, и свет погас. «Должно быть, на подстанции замыкание», — подумал я, зажег спичку, отыскал фонарь и, сняв с крючка каску и надев резиновые сапоги, бегом кинулся на участок. В подобных случаях горняки не спрашивают, у кого какие обязанности. Кто что умеет — вот что главное.
— Не было печали, — осмотрев щиты, проговорил электрик. — Щиток вышел из строя. Тут работы часов на шесть.
Это большая потеря времени. Начальник участка в подобных случаях обязан быть в туннеле, самолично вывести всю смену и поставить вахтенного у входа. Я стоял рядом с ним, ожидая указаний, и он предложил мне пойти с ним. Едва мы прошли километр в глубь туннеля, послышались голоса. Из забоя выезжал электровоз, работавший на аккумуляторах.
— Все здесь? — спросил начальник участка.
— Все, — откликнулись ребята. — Зря не ходите.
Мы поднялись в вагонетку и выехали из туннеля вместе с ними.
Вернувшись домой, я понял, что заниматься больше не могу, и лег в постель. Только сомкнул глаза, явилась Сона, как-то обиженно взглянула на меня и сказала: «Как же вы ее одну-то оставили?..»
Я вскочил. «Нона», — пронеслось в голове. Я быстро оделся, взял фонарь и побежал в забой.
Я бежал по рельсам и все время помнил, что видел ее днем на участке. Перешила робу туннельщика, вышила на груди цветок. Из-под каски выбились пряди волос. Была она чуть бледна, наверное от бессонницы. Я ей сказал, что такие цветы вышивает моя Сона, сказал еще, что она сама шьет себе платья. «Надеюсь, мы скоро познакомимся», — улыбнулась Нона, показывая ровные белые зубы.
Я все бежал и бежал.
Человек полнее воспринимает мир, когда ему есть с кем поделиться. Я не думаю, чтобы кто-нибудь почувствовал прелесть висячих садов Семирамиды, бродя там в одиночестве. И в радости, и в печали нам необходимо плечо друга, а в беде — особенно. Когда ты один и вокруг могильная тьма, туннель полон ужасов, страх подобно иглам прокалывает тело, уступает место тяжелому кошмару, и ты кажешься себе беспомощным как ребенок.
Несмотря на охватывающий меня страх, я бегу и зову: «Нона!..» Ни единого звука. Будь она в туннеле, хоть фонарь бы горел. Может, видение меня обмануло... я все иду и иду вперед. Вот и насос. Никого нет. «Значит, действительно вышла». Вернуться или пройти еще немного? Я продолжал продвигаться вперед, но уже шагом. Решил дойти до забоя и вернуться.
Вдруг я услышал приглушенные рыдания.
— Но-на! — закричал я и испугался своего голоса.
Последовало тяжелое молчание. При тусклом свете фонаря ничего не было видно. Рыдания повторились, и до меня донесся голос Ноны:
— Давид... цмао...
Она лежала между рельсами.
— Что ты тут делаешь?
Она протянула ко мне руку:
— Помоги...
Я помог.
— Не поднимай меня, — встав на ноги, сказала она. — Я буду за тебя держаться.
— Ты почему не поехала с ребятами на электровозе? — спросил я.
— Мне