Абай тяжелым взглядом оглядел Шубара.
- К Такежану, говоришь? К тому, от которого исходит обида? Плохие твои слова, - ведь бедняки обращаются к нам, чтобы мы помогли им и защитили от обид сильного бая.
- Такежан нам тоже родственник, и он тоже может обидеться... А вам зачем это нужно, Абай-ага? Зачем тяжбы, хлопоты, ссоры? Вы лишитесь покоя, не сможете работать над стихами. Боюсь, все это нанесет урон вашим занятиям.
- Апырай! Да пропади они пропадом и стихи, и творчество, если рядом люди проливают слезы! Они будут плакать от горя и страданий, а я - потихоньку писать свои стихи? Что за глупости, Шубар?! - Абай сердито уставился на него. - Ты что, только на это и способен при виде того, как обирают людей и по-злодейски обходятся с ними?
- Воля ваша, поступайте, как знаете! - с недовольным видом буркнул Шубар.
Абай решительно обернулся в седле к Магашу и Дармену.
- Немедленно поезжайте вместе с Абди, - распорядился Абай. - Передайте от меня Азимбаю: пусть прекратит косьбу. Не стоит людей доводить до отчаяния!
Магаш и Дармен тотчас поскакали вместе с Абди, в обратную сторону. Абай с остальными отправились дальше...
Когда Магаш со спутниками подъехал к месту происшествия, восемь косарей Азимбая уже вовсю размахивали косами, подчищая участок семи бедняцких аулов. Покос в этом году сильно запоздал, трава стояла рослая, густая, но перезревшая - уже пожелтевшая, жесткая. Проезжая краем обширного покоса, Дармен заметил:
- Чего же они не скосили раньше? Ведь трава перестояла.
- Мимо наших зимовок проходило на осенние джайлау много караванов. Мы стерегли свои покосы от потравы, днем и ночью сторожили их, не косили, а то ведь сено скошенное могли и унести. Оставили покос на более позднее время, -видишь, что получилось! Так и налетели! Косят вовсю! А ведь сказано было им: подождите, посредников позовем, рассудят нас по справедливости! Но есть ли для Азимбая суд? Он сам для себя суд и расправа!
Маленькой толпой, человек в десять, стояли жигитеки из бедных аулов и молча наблюдали, как лихо работают восемь пришлых косарей. Среди жигитеков, кроме двух-трех караса-калов среднего возраста, с побуревшими бородами, остальной народ был весь молодой - крепкие джигиты, такие, как Сержан, Аскар. Их лица ничего хорошего не обещали. На покосе присутствовал и сам Азимбай - он единственный был верхом на лошади. Кони косарей были, видимо, отогнаны подальше.
Молодой еще бай, отпустив поводья, вольготно распахнув чапан на животе, шагом ехал по краю поля, давая коню время от времени похватать траву на ходу. Приближавшимся путникам Азимбай вначале был виден со спины, широченный распахнутый чапан его надувало ветром, и сзади тучный Азим-бай выглядел поперек себя шире. Такого жирного бая ничем не прошибешь, жалости от него не жди, - думалось каждому, кто глядел на него.
Трое путников сравнялись с косарями одновременно с Азимбаем. Тотчас подошли и жигитеки семи аулов. Все тепло поздоровались с Магашем, с Дарменом, косари сдержанно смотрели на жигитека Абди. Жигитеки догадывались, что молодой Абаев сын послан отцом для улаживания их раздора с иргизбаями, с Азимбаем, и потому заметно приободрились.
Магаш начал без предварения, прямо и открыто:
- Что же ты, Азеке, позволяешь себе? Зачем вступил в тяжбу с бедными родичами, притесняешь их? Разве это дело?
- Ничего особенного тут не случилось! Подобрал то, что они сами бросили. Не нужен был им покос, вот я взял да и начал здесь косить! Какие дела, Магаш?
Беднота жигитекская так и взвилась, заполошилась:
- Е! Е! Кому это не нужен?
- Как это - бросили?
- Разве мы вам сказали: не будем косить, давайте косите вы? С чего взяли! И не договаривались ни о чем! - Сержан, Аскар и Абди грудью пошли на Азимбая. Его конь попятился. Широколицый Азимбай уставил свои глазки, в красных узелках распухших вывернутых век, на джигитов, переводя взгляд с одного на другого. Не отвечая жигитекам, Азимбай заговорил с Магашем:
- Ту-у! Да они тут наплетут тебе всякой чепухи! Только тогда, когда я начал косить, они и запричитали: «это наше добро», «не отдадим», «заплатите» - словно последний кусок у них изо рта вырывают. Эти хитрецы хотят продать то, что само выросло в степи. А ведь смотрите, - до сих пор и не думали косить траву, вон, она вся побурела! До осенних холодов трава оставалась стоять некошеной!
- И ты решил сам косить на нашем урочище? Взять чужое? А ведь отлично знаешь, мырза, в чем дело! Знаешь, что мы сберегли траву от проходящих караванов. Для нас, которые без скотины, нет спешки, чтобы скорее заготавливать сено, -и это ты тоже знаешь, мырза! Останови своих косарей! Давай разбираться! - напирал со своей стороны Сержан.
Азимбай начал клокочущим от злости голосом грозить:
- Е! Ты собираешься мне указывать? Шире раскрой глаза: кто перед тобой?
- Стой! Прекращай косить! - протяжно крикнул Абди, мигом спрыгнул с коня. - Не давайте косить! А вы, косари, остановитесь!
- Не останавливаться! Не слушать его! А я посмотрю, что они будут делать! - заорал Азимбай, выпрямившись в седле, угрожающе поднял камчу, крепко сжимая ее в руке.
В эту же секунду Аскар, Сержан и Абди бросились вперед и встали перед косарями.
- Трава выросла на нашей земле, что волосы на нашем теле! Хочешь косить траву, коси наши тела! - крикнул черноусый Абди и, сбросив с себя чапан, предстал перед крайним косарем нагим по пояс, во всей ладной красе своего крепкого молодого тела.
Этим крайним косарем оказался джигит огромного роста, ширококостный, жилистый - сын вдовы Ийс из аула Такежана, имя джигита было - Иса. Он перестал косить, поднял косу, поставил ее концом косовища на землю.
- Не останавливайся! Коси! - рявкнул Азимбай, оскалившись, привставая на стременах, с поднятой камчою в руке...
Высокорослый Иса не послушался приказа бая. Два других косаря, оказавшиеся перед преградившими им путь Аскаром и Сержаном, тоже остались стоять. Продолжал махать косой, испуганно поглядывая на Азимбая, лишь один чернобородый приземистый его табунщик. Все остальные стояли. Азимбай налетел на них, с поднятой камчой, вначале на высокого, широкоплечего Ису. Грязно выматерил его:
- Почему не слушаешь меня? Отца твоего. тещу!
- Эй, мырза, я что, человека должен убивать? Он такой же бедняк, как я! - отвечал Иса, и тогда бай с налету