– Вот, это бьют стекла. Слышишь, как падают осколки? Это камни летят в стены и железные шторы магазина. А это смеется толпа. Вот женщина кричит, как будто ее режут. За что? А это поют солдаты. А это…
Они замолчали, пытаясь понять суть донесшейся до них глухой, ритмичной волны.
– Это молитвы, – сказал Бен.
Патриотические гимны, русские церковные молитвы, звон колоколов – слышать эти знакомые звуки было почти приятно. Шли часы. Дети уже не так боялись, но чувствовали себя все хуже: им было холодно, а сидеть на окованной крышке сундука с острыми краями было больно и неудобно. Оба хотели есть. Бену пришла в голову идея открыть сундук. Похоже, что там было полно бумаги и старых тряпок. Они порылись в нем на ощупь, сделали подстилку и улеглись, охая и толкаясь, каждый притягивал к себе тряпки помягче и оставляя газеты, которыми было застелено дно, другому. Пахло пылью и нафталином. Дети чихали, их трясло. Наконец они смогли улечься бок о бок. Теперь им стало получше, и так было теплее, но крышку закрывать они не стали – боялись, что она захлопнется и они задохнутся. Они смотрели на нее, широко раскрыв глаза в темноте, и мало-помалу смогли разглядеть поблескивающие металлические оковки.
Шабаш снаружи продолжался. Вдруг Ада вскочила и закричала не своим обычным голосом, но более резким и низким, как будто через нее взывал о помощи кто-то другой:
– Я больше не могу! Я умру, если это не закончится!
– Это не закончится, – зло сказал Бен. – Я тебе даже больше скажу: ты можешь сколько угодно орать, ныть, плакать и молиться хоть до завтра, тебе ни одной картофелины в клювик не упадет!
– Мне… все… равно, – заикаясь, всхлипнула Ада. – Пусть я больше никогда не буду есть, только бы они замолчали!
– Они и не думают затыкаться, – пробурчал Бен.
Это было настолько очевидно, что Ада вдруг успокоилась и постепенно даже повеселела.
– Тогда давай поиграем, – сказала она.
– Во что?
– Это корабль, – оживленно заговорила Ада. – Корабль в бурю. Слышишь? Вон как задувает ветер. Волны разыгрались.
– Да! Мы пираты! – закричал Бен, вскочив на ноги. Пол сундука трещал и стонал, как корпус тонущего корабля. – Спустить паруса! Тяни кливер, брамсель, поднять флаг! Земля! Земля! Земля!
Теперь они были счастливы; холодный сквозняк был подобен ледяному дыханию айсберга, с которым они столкнулись в темноте; звук трясущихся досок, старое тряпье, даже сам голод, который их терзал – все это было больше не наяву, а стало романом, приключением, сном. Крики снаружи, мольбы о помощи, гвалт и брань на старой улице – это был шум волн, рев бури, и они с восторгом прислушивались к мрачным звукам набата и обрывкам молитв, доносившимся до них словно с далекого берега.
Когда Бен нашел в кармане коробок спичек, огарок свечи, клубок толстой нитки, несколько сухарей, свисток и два забытых грецких ореха, стало совсем хорошо.
Они разделили орехи, оставшиеся с последней рождественской елки, золотистые снаружи, но сухие и горькие внутри. Потом они зажгли свечу и прикрепили ее к краю сундука; крошечное пламя, мерцающее в холодном воздухе чердака, усиливало фантастическое ощущение темного и беспокойного мира – то ли сон, то ли игра. Так прошла ночь. Наконец шум снаружи вроде бы утих. Дети, опьяневшие от криков, голода и странной обстановки, рухнули на дно сундука и заснули глубоким сном.
8
Рано утром дверь открыла тетя Раиса. Поначалу она не увидела детей – она тревожно искала их глазами и вскрикнула от испуга, когда они вдруг высунулись из сундука. Одежда на них была помята и перепачкана, волосы посерели от пыли. Она взяла их за руки и вытащила из укрытия.
– Вы пойдете к друзьям Лили. Сейчас на улицах никого нет и вы сможете пройти. Вы поживете там, останетесь на одну-две ночи.
Полусонные дети спустились вниз вслед за ней. Руки и ноги у них заледенели, все тело ломило. Они машинально терли пальцами перепачканные лица и тщетно пытались открыть глаза пошире – тяжелые воспаленные веки тотчас опускались.
Они очнулись только на пороге кухни.
– Ты нас не покормишь?
– Я есть хочу. Хочу чаю и хлеба, – заявила Ада.
– Поедите у Лили.
– Но почему?
– Сегодня печь не топили.
– Но почему?
Тетя Раиса ничего не ответила. Но пока они одевались, она дала им кусок черного хлеба, который был явно приготовлен для них, так как она вытащила его из пакета, который держала в руках. Еще там было немного белья.
– Здесь по чистой рубашке и по паре чулок для каждого, на тот случай, если… если все продлится дольше…
– Дольше чего?
– Замолчи, Ада! Дольше, чем мы думаем.
– А что с нами сделают?
– Ничего. Замолчи.
– Тогда почему мы должны куда-то идти?
– Да заткнешься ты наконец, идиотка? – прошипела тетя Раиса, тряхнув сына за плечо.
Она осторожно открыла дверь на улицу. Настасья ждала снаружи.
– Бегите, скорее!
Она прошла несколько шагов вместе с ними. Никогда еще они не видели, чтобы она выходила на улицу просто так, без шляпы и без пальто. Было очень холодно. Лицо у нее было мертвенно-бледным, а уголки рта посинели. Бен впервые в жизни ласково взял мать за руку:
– Пойдем с нами, мама.
– Я не могу. Надо позаботиться об Адином дедушке.
– Что с ним сделали? – спросил Бен. Ада побледнела и уставилась в землю. Она не знала почему, но ей было страшно услышать ответ.
– Ничего, – сказала тетя Раиса. – Но они бросили его рукопись в огонь. Теперь он не в себе.
– Почему? Что за ерунда, – вывернулся Бен. – Если бы они его самого бросили в огонь, я бы еще понял. Но из-за старых бумажек?
– Заткнись! – заорала Ада, обливаясь слезами. – Ты ничего, ничего не понимаешь! Ты… ты просто…
У нее не нашлось достаточно обидных слов, и она влепила ему пощечину. Он в ответ отвесил ей две по обеим щекам.
Тетя Раиса разняла их:
– Хватит, дети! Идите с Настасьей! Быстро!
Она поцеловала их и ушла. Настасья торопилась, дети бежали рядом, держась за ее юбку и в ужасе оглядываясь по сторонам. Неужели это была их улица? Она изменилась до неузнаваемости, стала совсем другой, странной и страшной. Трех-четырехэтажные дома пострадали совсем немного – кое-какие окна разбиты, но лачуги, которых в бедных кварталах было много, ларьки, кошерные мясные лавки, магазины, состоявшие из одной комнаты, чердака и прохудившейся крыши, выглядели так, словно их вырвали из земли и