Вождь развязал войну символов и с сегодняшним миром, и с историей, и с прошлым, и с будущим. В гигантских строениях он предложит им невиданные доселе церемониалы, раньше известные только из мифов.
Эти рассуждения никогда не надоедают архитектору. Он возбужденно слушает вождя и вместе с ним погружается в пока еще туманный образ огромных зданий на службе у новых обрядов.
Они выходят на вокзале или в аэропорту Мюнхена, садятся в ожидающий их автомобиль, за ними и впереди их движутся машины сопровождения из СС, и кортеж направляется к жалкому двору на одной из улиц Мюнхена. Здесь, на втором этаже такого же жалкого, как и двор, здания находится мастерская профессора Трооста. Вокруг царит очаровательная атмосфера богемы.
Вождь там чувствует себя как дома. Он более или менее подробно вспоминает, что тоже был когда-то богемным художником, и при этом всячески поносит жидовствующих бюрократов у власти в венском искусстве эпохи его молодости: те едва не довели его до голодной смерти. Он подразумевает, что не выбирал политику, она сама его выбрала, тогда как он стремился посвятить себя величественному одиночеству искусства, расцвеченному оттенками богемы. Но Вена и Мюнхен принадлежали тогда евреям и их друзьям, поддавшимся еврейскому влиянию. Теперь он растроган возможностью пообщаться, как в былые времена, с художниками и архитекторами и взять их под свою защиту, чтобы вместе реализовать общие проекты и одновременно разделить с ними богемный образ жизни, когда и ложишься спать очень поздно и поздно встаешь.
Троост никогда не встречает вождя у подножия лестницы. Вождь поднимается по ней, его одолевает нетерпение, он «больше не может», как он говорит Троосту. В присутствии своего молодого архитектора вождь признается: «Я больше не могу ждать, герр профессор, есть что-то новое? Давайте посмотрим!»
16
Несколько месяцев подряд, пока длится их медовый месяц, вождь возит Шпеера в Мюнхен.
Они приезжают туда каждые десять или двадцать дней – этот медовый месяц состоит из отдельных отрезков. Они обедают или ужинают в Osteria Bavaria, любимом ресторане вождя. Там они едят блюда итальянской кухни – вождю очень нравятся равиоли. Они гуляют. В течение какого-то времени бродят по городу, посещают Трооста и другие мастерские, мечтая о грандиозных архитектурных и урбанистических проектах. Отправляются на виллу Генриха Гофмана, фотографа вождя. Фюрер особенно хорошо себя чувствует в семье одного из своих самых старых товарищей, безупречного нациста, не чуждого искусству, что редко встречается в партии. Гофман еще и издатель, и торговец антиквариатом. Вождь обожает бывать там, в саду у дома он ложится прямо на газон, поддернув рукава, и рассуждает о картинах, которые ему предлагает Гофман. Любопытно, что он в восторге от работ Эдуарда фон Грютцнера, специализировавшегося на изображении пьяных пузатых монахов, краснолицых и развеселых участников разнообразных застолий. Его картины смутно напоминают работы Йорданса и Рубенса. Возможно, они ассоциируются у вождя со встречами со штурмовиками в пивных Мюнхена? Архитектор в недоумении застывает перед выставляемыми напоказ горами мяса и веселого жира, которые коллекционирует вождь, вегетарианец и трезвенник. Но таков вождь, и его противоречия обладают обаянием неожиданности. Он умеет удивлять и своих друзей, и своих недругов. Как раз в гостях у Гофмана он встретил однажды вечером юную ученицу фотографа. Он представился ей как герр Вольф, господин Волк, игра слов с его именем Адольф, означающим на древненемецком «благородный волк». Ее зовут Ева, но вождь никогда не говорит о ней. Он ее прячет. Он принадлежит немецкому народу.
Время от времени происходит живое общение с народом, чаще всего не организованное заранее. Согласно «Воспоминаниям» Шпеера, никто не устраивает эти спонтанные взрывы ликования. Толпа узнает вождя, народ окружает его и демонстрирует любовь, превосходящую простое подчинение. Это завораживает архитектора. Больше всего его будоражит тот факт, что спустя всего лишь несколько часов, а то и несколько минут он сидит в ресторане или гостиничном баре наедине с этим властителем дум, которого боготворят, словно кинозвезду. Такой контраст околдовывает его. «Я был околдован» – это выражение он постоянно использует, когда у него требуют объяснить его отношения с вождем. И он всегда продолжает вопросами: а кто бы мог не быть околдованным? И кто им не был?
Молодой архитектор считает поездки в Мюнхен решающим этапом своей карьеры. Он убеждает себя: вождь хочет, чтобы Троост передал ему свои знания, чтобы между ними возникла преемственность. Вождь сильно озабочен скоротечностью времени, ему отпущено не так много лет на реализацию проекта (часто звучит формулировка: «то малое время, которое у меня есть…»), – так что он наверняка должен стремиться обеспечить долговечность монументальных сооружений, задуманных Троостом, для чего и отправляет к нему на учебу молодого архитектора. В этом, вероятно, причина.
Молодой архитектор воображает свои отношения с Троостом как отношения мастера и ученика, как это было с Тессеновом. Он уже не без удовольствия представляет, как будет трудиться в его тени.
Но 21 января 1934 года Троост неожиданно умирает от пневмонии.
В этот день молодой архитектор находится в приемной министерства пропаганды. Подчиненный Геббельса поздравляет его. У этого чиновника тот же склад ума, что и у его начальника; собственный цинизм он считает чувством юмора и часто подсмеивается над собой, чтобы повеселить окружающих. Круглоголовый и добродушный, с вульгарным ртом и вислыми щеками, он, зажав в зубах сигару, говорит молодому архитектору: «Поздравляю вас, Шпеер! Отныне вы – первый!»
Идеальное согласие
(1934–1939)
17
Пол министерства в одном из берлинских дворцов запачкан большим пятном засохшей крови. Молодой архитектор не чувствует ничего, разве что легкое отвращение, которое заставляет его развернуться и уйти, стуча каблуками кожаных сапог. Он занят очередным переустройством в связи с переносом штаб-квартиры СА из Мюнхена в столицу рейха. Наверняка это делается в последний раз. Наконец-то начинают обретать реальность монументальные проекты, до сих пор существовавшие только на бумаге.
Текущие события оживили монотонные ужины у вождя. Он только что подавил попытку путча своего бывшего близкого друга Эрнста Рёма, основателя и командира подразделений штурмовиков, СА. Они были необходимы до взятия власти, в период смертельных схваток с коммунистами; теперь они стали опасными, поскольку захотели подменить государственную армию народной. Штурмовики СА втайне противились новым связям вождя с традиционной буржуазией. Их руководители подготовили переворот, оплаченный Францией. По крайней мере, такова официальная версия, и молодого архитектора это не слишком