Сценарий написался, мы встретились с продюсером и режиссером. Я получил пачку комментариев – касались они большей частью того, что нужно еще уплотнить историю и добавить аттракционов. Аттракцион с воздушным шаром – вещь непростая и недешевая, потому как это куча времени и куча ограничений. Зимой шары поднимают в воздух только днем, в теплое время – на рассвете и на закате. Это связано с воздушными потоками. Шар наполняется, поднимается и летит. Но шар – не машина, поднять и опустить его сразу не получится. Надо найти место для посадки, не говоря уже о том, что никто доподлинно не знает, куда его по итогу унесет. Чтобы сделать дубль, шар придется спустить, сложить, перевезти за исходную точку, снова наполнить – а это огромное количество времени, и не факт, что поднять его второй раз в один момент вообще получится. В общем, я усомнился и начал объяснять, на что мне сказали:
– Ты напиши, а упростить, если что, мы можем всегда.
Я написал. Фильм пошел в подготовку, первый звонок прозвенел на стадии подготовки. Мой товарищ от воздухоплавательской тусовки, который меня консультировал и должен был консультировать фильм, был в отъезде и попросил знакомого его подменить на первой встрече с группой. Знакомый его подменил и, уж не знаю, по собственному желанию или по стечению обстоятельств, подсидел.
Группе новый консультант нравился, тем более что обещал он сделать все и даже больше, включая то, что, на мой взгляд, в наших киноусловиях было априори невозможно. Я напрягся, напряг режиссера и продюсера, но меня успокоили.
Дело дошло до съемок, они начались в конце лета. Дело, кажется, пошло, но тут выяснилось, что снимать в написанном формате в наши сроки нереально. Новый консультант, обещавший все, что можно и что нельзя, ушел в глухой отказ, сообщив, что киношники хотят невозможного. Я взял сценарий и принялся выкидывать из него дописанные аттракционы, а заодно максимально упрощать те, которые были написаны изначально.
Но и в упрощенном варианте темпы съемок не позволяли придерживаться графика. Продюсер накинул съемочных дней и попросил уменьшить количество серий с десяти до восьми. Я схватился за голову. Выкинуть две вертикальные истории еще было можно, но что делать с горизонтальными линиями, которые плавно развивались на протяжении всего фильма и, получается, должны были либо скомкаться, либо каким-то волшебным образом переформатироваться?
Я сел переписывать. Для начала избавился от двух эпизодов, одним из которых были соревнования. И хотя класть этот эпизод на кульминацию было правильно, но мне уже давно стало ясно, что соревнований в фильме не будет. Затем я сломал себе мозг, но вырулил горизонталь. Вроде получалось неплохо.
В этот момент всплыла главная причина всех проблем. Внезапно выяснилось, что группа решила пойти на конфликт с режиссером. Хуже этого может быть только отсутствие режиссера на площадке, да и то еще вопрос, хуже ли.
Что-то менять было уже невозможно. Впереди была осень – время, когда все полеты встают на паузу. Надо было доснимать хоть как-то прямо сейчас, иначе фильм можно было отправлять в помойку вместе с потраченными силами, временем и средствами.
Я смирился. Но это был еще не конец. Через пару дней позвонил продюсер и выдал вишенку на торте:
– Надо убирать из последних серий героиню второго плана.
– В смысле? – не понял я.
– В прямом. Убери, пожалуйста.
– Как? Почему? – совсем ошалел я. – У нее там серьезная драматургическая нагрузка. Допустим, я переложу нагрузку на других персонажей, но она была все серии до этого – как я объясню, что героиня вдруг взяла и пропала?
– Как хочешь, так и объясняй, – ответил продюсер. – У нас нет актрисы и не будет. Она прошла голой по улице, уехала в больницу и проведет там ближайший месяц.
Я тихо сказал: «Хорошо». Повесил трубку и пошел вымарывать персонажа из последних двух серий.
Потом выяснилось, что восьмисерийный формат не очень интересен зрителю, и сериал переформатировали на четыре серии по двадцать минут. Он долго лежал в столе, но потом все-таки вышел – тихо, скромно, незаметно. Вопреки всему в нем даже осталось что-то милое, ироничное и лиричное – именно таким был сценарий.
Вопреки. В кино вообще все, что удается, удается, как правило, не «потому что», а «вопреки».
Говорит режиссер
Бесконечный бардак на площадке, как ни странно, очень многое проявляет в людях. Отношение к работе в кино – это почти всегда показатель «на-стоящности» человека. Много лет назад я снимал в Одессе. Снимал сцену, происходящую на перекрестке, четырьмя камерами. Они были расставлены на расстоянии не меньше трехсот метров друг от друга. И вот я бегаю между камерами, делаю какие-то правки и вдруг краем глаза замечаю, что рабочий площадки Олег все это время носит за мной мой режиссерский стул. Строго говоря, это входит в его обязанности. Но поскольку я все время передвигаюсь, это совсем не обязательно. «Олег, да брось ты этот стул где-нибудь, – говорю я. – Видишь же, что это бессмысленно!» И получаю ответ, который помню с тех пор уже много лет. «Знаете что, Андрей Викторович, у вас своя работа – у меня своя», – говорит он с достоинством.
Почти пятнадцать лет спустя меня снова занесло в Одессу на съемки. И я почти не удивился, что директором группы у меня был тот самый Олег. И она у него работала как часы.
Олег начинал в группе легендарного одесского директора Лены Дементьевой. Она как никто умела выбирать людей. За глаза ее называли «железная кнопка». Маленькая, с тихим голосом, она не производила впечатления человека, который в состоянии руководить огромной группой. До тех пор пока я не услышал, как она говорит проштрафившемуся: «Большое спасибо. Но в ваших услугах мы больше не нуждаемся». Тихо и безэмоционально. И обсуждению ее вердикт не подлежит.
Директор съемочной группы – это человек, который должен уметь ВСЕ. Абсолютно все, что только требуется во время съемок – от собачек до самолетов. И директор должен знать,