– Зачем? Мы еще не расставили камеры.
– Не волнуйся, – улыбается он. – Я повторю столько раз, сколько нужно.
И он повторял. Много, много раз.
Есть в кино такое понятие, как «крэш камера». Это камера, которая может быть разбита в процессе съемки трюка. Обычно она ставится в специальный защищенный бокс, который, по идее, должен ее спасти. Это, разумеется, практически никогда не помогает – именно поэтому она так называется. Так вот, «крэш камеры» у меня не было, а снять кадр, в котором машина боком летела бы на камеру, очень хотелось. И я подхожу к Мартину и аккуратно задаю самый общий вопрос, какой только пришел мне в голову:
– А скажи, Мартин, – на каком примерно расстоянии от камеры ты можешь остановить машину в заносе?
– А на каком нужно?
– Ну, примерно полметра – метр…
– Какую именно часть?
– Ну, скажем, колесо.
– Колесо можно точнее. Так сколько нужно? Гриша, – обращается он к оператору. – На каком расстоянии нужно остановить машину?
– Сантиметров двадцать-тридцать, – отвечает оператор.
– Так двадцать или тридцать? – продолжает уточнять Мартин.
– Брось, – говорю я. – Я, конечно, в восторге от твоих умений, но такой точности не может добиться никто! Остановить двухтонную машину с сантиметровой точностью невозможно.
– Ставьте камеру. Если промахнусь – оплачу ее сам. Остановлюсь на расстоянии двадцати пяти сантиметров.
Я сглатываю и даю команду. Машина летит в занос прямо на камеру. На мониторе, транслирующем сигнал с нее, создается ощущение, что все – нет у нас больше камеры. Машина останавливается. Камера цела. Мартин выходит из нее и бросает:
– Меряй!
Я измеряю – двадцать шесть сантиметров. Я немею от восторга.
– Черт! – Мартин кривится. – Давай еще раз!
– Мартин, – кричу я ему вслед. – Не нужно! Кадр – огонь!
Но Мартин неумолим. Дубль – двадцать пять сантиметров ровно.
За всю жизнь я встретил всего нескольких человек, которые так легко, точно и артистично делали свою работу. Мартин – один из них. Из очень немногих.
Но это был только первый эпизод из двух. Второй ставили местные крымские каскадеры. Два кряжистых мужичка, которые на любой уточняющий вопрос отвечали: «Не дрейфь, все будет пучком!» Сама по себе фраза не сильно обнадеживающая, если учесть, что от них явственно несло вчерашним перегаром. Встречались мы до сцены много раз, но перегар всегда был одинаковым. «Постоянство – признак мастерства», – шутил мой оператор. Я поделился своими опасениями с продюсерами, но те сказали, что везти из Москвы каскадеров они не будут – хватит с меня Мартина Иванова.
Мартин, Мартин… На кого же ты меня покинул?
Скрепя сердце, я согласился. В конце концов, вся финансовая составляющая проекта – это ответственность продюсеров. Да и я тоже могу ошибаться. Вдруг они профессионалы своего дела, а пьют, чтобы снять напряжение от сложнейших трюков, в которых у них все было «пучком»? Да и трюк не такой сложный. Даже я такой уже снимал несколько раз, а уж они, небось, сделали сотню. С таким настроением я проснулся солнечным крымским утром и приехал на площадку. Для съемки этого трюка у нас было пять камер. Камера на кране, камеры, висевшие на страховках над пропастью, – одну даже опустили вниз, к поверхности моря, чтобы видеть, как машина на фоне ясного крымского неба летит на нас. Словом, мне было чем заняться.
Бегая по площадке, я краем глаза замечаю, как каскадеры крепят к машине тросы.
Здесь нужно сделать отступление. Такой трюк обычно делается следующим образом: чтобы машина покатилась через борт, ее обматывают тросом, через систему блоков крепят к тянущей мощной машине, дергают, и, если все рассчитано точно, машина кувыркается с днища на крышу и так далее несколько оборотов. Иногда наваривают круглые направляющие, чтобы машина шла легче. Их все равно, как и тросы, потом стирать компьютерной графикой.
Но у нас был «кадиллак» кабриолет! То есть в сечении – параллелепипед. Попробуйте обмотать бечевкой кирпич и заставить его катиться. Но именно это и собирались делать наши каскадеры.
Я обсуждаю это с оператором. Он ржет, предвкушая развлечение. Хорошо отвечать только за изображение – камеры стоят, запись идет, а монтировать это все мне. Я подхожу к каскадерам, и угадайте, какие слова слышу в ответ? Все тот же «пучок», будь он проклят.
Продюсер расположился около плейбека и радостно наблюдает за суматохой на площадке. С одной стороны, он вынужден был срочно прилететь, это я настоял на его присутствии во время съемки, с другой стороны, пара дней в Крыму после дождливой Москвы – разве плохо?
Я сажусь рядом и высказываю ему свои подозрения. Он обнимает меня за плечи и говорит, что нельзя жить с таким отношением к жизни. Не нужно мешать профессионалам делать свое дело! Нужно быть позитивнее! Смотреть на мир широко открытыми глазами! Впитывать его в себя! Радоваться каждому прожитому дню!
Ну, радоваться так радоваться. Я сажусь рядом с ним, прошу в рацию принести мне кофе и начинаю смотреть на площадку широко открытыми глазами. Я ведь уже упоминал о том, что при съемке трюков режиссер сделать ничего не может? Я не изменю систему крепления машины, я не наварю направляющие, я, в конце концов, не сменю каскадеров. На все это у меня, даже если бы я мог, просто нет времени – группа приехала, камеры выставлены, артисты томятся в своих вагончиках, смена идет.
Смотреть мне приходится долго – несколько часов. Продюсер даже успел вздремнуть. Ко мне подходит оператор и сообщает, что солнца осталось на пару часов. Проснувшийся от громкого голоса продюсер спрашивает, почему не снимаем. Я предлагаю ему узнать у «профессионалов своего дела», чем таким важным они заняты. Он вздыхает насчет того, что я все-таки очень некомфортный человек, и направляется к ним.
Возвращаясь, он сообщает, что каскадерам осталось пятнадцать минут подготовки и что у них все… Нет, я не буду повторять, как у них обстоят дела.
Настает долгожданный момент. Съемка. Я, взяв рацию, еще раз спрашиваю продюсера, не стоит ли все отменить. Наша машина еще цела, а второй такой мы в Крыму не отыщем.
– Да командуй же, – восклицает он. – Фома неверующий!
И я командую.
КамАЗ, привязанный к тросам, взревев мотором, рвет с места. Машина падает, трос рвется.
– Минус лобовое стекло «кадиллака», – с отсутствующим видом замечает оператор.
Я молчу.
Продюсер бодрится:
– Ничего – сбоку не сильно видно. Сейчас прикрепим как-нибудь, и все будет…
– Пучком, – невинным тоном замечаю я.
– Командуй давай!
И я снова командую. Машина так же падает навзничь, но в этот раз трос не рвется, КамАЗ ревет,