Вергилий Джонс и я; странная пара соратников. Он, выжженный человек, пустая оболочка прошлого, спокойное знание некоей великой неудачи; я, человек незавершенный, увлеченный поиском гибельного знания, которое должно покончить со мной, – в глазах смерти я ищу свое лицо. До недавнего времени я совершенно ничего не понимал, но он любил меня как сына, как последнего из своих живых сыновей; и едва я оправился от этой лихорадки, я тоже полюбил его, пусть плохо и недостаточно сильно. Он не бросил меня и вытащил, совершенно беспомощного и безвольного, на поляну и все время говорил, говорил, говорил, силясь вырвать мой рассудок из когтей разрушающего разум Эффекта. В темноте, пока мы не добрались до поляны, я потерял его. Но на поляне его голос придал мне сил. И он смог достучаться до меня.
Вергилий Джонс: душа без надежды на будущее, он решил помочь мне с моим, оставил свою подругу Долорес, свою любовь и печаль и теперь возвращается туда, откуда когда-то бежал. Храбрый человек.
Для того чтобы пройти через Лихорадку и остаться в живых, нужно отбросить все «почему». Тем не менее перед самой развязкой я получил ответы на все свои безответные «почему» – а сверх того и на несколько незаданных.
Волоча Взлетающего Орла к поляне, Вергилий Джонс говорил:
– Ох, дорогой мой друг. Жаль, что все это приключилось именно с вами. Гримус говаривал, что в этом лесу человек либо находит себя, либо теряет. Между мной и вами большая разница. Я могу только терять.
И ничего-то вы, мистер Орел, пока не поняли. В этом ваша слабость, но и ваша сила. Не ведающие себя идут вперед с оптимизмом невежд. Иногда это даже спасает им жизнь. Стоит только понять себя, как человеком овладевает ужас осознания того, кто он и что он сделал… Осознанный человек может оказать на мир огромное влияние, и на его плечи ложится бремя последствий и вины за это…
Добравшись наконец до поляны, мистер Джонс сел, положил голову Взлетающего Орла себе на колени и задумчиво поведал ему ответ на свою загадку:
– Ирландец всегда надевает три презерватива, чтобы быть уверенным, уверенным и уверенным.
Про себя он подумал:
Теперь, мистер Джонс, пришло время узнать, какой из тебя проводник.
XX
Размахивая костью, Птицепес говорила ему:
– Смотри, братик. Смотри. Вот у меня кость для тебя. Хорошая собачка. Это особая кость. Это Кость К. Поймай ее. Потом пойди и закопай, спрячь ее.
– Птицепес? – медленно спросил Взлетающий Орел. – Это ты?
Насмешливо взглянув на него с вершины скалы, Птицепес медленно повернулась на левой ноге кругом, мерно притоптывая правой ступней. И бросила ему кость. Та удобно упала ему прямо в руки; из трещины на кости выросла роза. Взлетающий Орел сунул кость в карман.
А сестра Птицепес уже насмешливо лежала на камне, задрав рваную юбку до пояса, широко расставив ноги и прогнув спину дугой.
– Иди же ко мне, братик, – позвала она. – Иди, спрячь свою кость.
Взлетающий Орел покорно пополз к сестре, и чем ближе он к ней оказывался, тем больше она становилась. В сотне ярдов она стала размером с лошадь. Дыра зияла между ее ног; волосы вокруг дыры напоминали веревки. Осталось десять ярдов. Птицепес стала величиной с дом, перед ним лежала широкая красная пульсирующая пещера, завеса волос медленно раздвинулась. Откуда-то сверху донесся гулкий голос.
– Не противься, – говорила ему она. – Не стоит противиться, братик. Не противься, заходи. Не противься, заходи.
И он заполз в пещеру. За спиной у него, отрезая его от дневного света, опустилась волосяная завеса.
Внутри – темно-красное свечение. И снова она, стремительная Птицепес, мчится в собственные недра, на бегу вскрикивая от детского восторга.
– Глупый братик, ты не сможешь поймать меня, – крикнула она и скрылась за углом.
Взлетающий Орел еще не мог угнаться за ней, не было сил. Он встал.
И услышал голос Вергилия Джонса.
– Проблема в самом Гримусе. – говорил голос. – Он не может управлять Эффектом. Поле с каждым днем становится все сильнее. Со временем вы к нему привыкнете. Привыкнете управлять своими мыслями. Не торопясь. Поспешишь – людей насмешишь. Во Внутренних измерениях вы один. Это наши творения, если так можно выразиться. Согласен, это может испугать: каждый человек – собственный мир. Вообразите действие Эффекта. Люди сходят с ума. Эта трагедия и приключилась в К. Люди испугались встречи с собственным разумом. Со мной тоже это случилось однажды, но это давно прошло. Помните старого отца Уильяма? То же самое. Веселого мало. Вы позволите мне поделиться с вами одной теорией? Один мой знакомец из К. – вы наверняка с ними встретитесь – называет себя философом, Игнатий Грибб его имя. Игнатий К. Грибб. К. – это Квазимодо. Этот И. К. Грибб не знает, откуда у него взялось такое второе имя, то ли это его собственная шутка, то ли родители удружили. «Живых людей нет», – любит говаривать он. Мы для него просто Оболочки, а в эфире витает то, что он называет Формами. Такие вещи, как эмоции, причины и тому подобное. На некоторое время мы можем попадать под влияние той или иной Формы, потом в нас проникает другая. Да, в таком вот духе все и происходит. Этим можно объяснить нелогичность некоторых человеческих поступков. Изменения характера и прочее. При переходе из одного измерения в другое все это, естественно, теряется. Постоянным остается только сознание. Но мистер Грибб очень старается не замечать измерения. Пугают они его до смерти. Посему воспитывайте свое сознание, мистер Орел, вот единственный верный выход. Выход есть всегда. Из любого положения. Если есть воля. Наше единственное средство контроля.
Голос снова затих.
Взлетающий Орел сделал глубокий вдох, закрыл и открыл глаза и попытался определить, где он находится. Он словно стоял в пружинистой пене. Его ноги ушли в нее по щиколотки. Мягкая влажная красноватая пена.
Красноватая: значит, здесь есть свет. Если он различает цвета, значит, где-то источник света, пускай он его пока не видит. Свет есть, тусклый, рассеянный, но есть. И неважно, откуда он идет.
Он обернулся к входу в пещеру – его больше не было. На мгновение он окунулся в клаустрофобию, но потом наступил покой. Хотя в голове его не переставали