Нейт тоже плавал – вместо того чтобы кататься на лыжах, – но из-за ненависти Патрика к этому виду спорта они совсем не посещали сами соревнования. Эшер не настаивал на поддержке, а Уэльс закипал, как чайник, от одного только слова «бассейн». В итоге они приняли решение идти по пути наименьшего сопротивления.
– Ты тоже завтра участвуешь? – вдруг спросила у Нейта Пэм.
Тот как-то странно моргнул, но, кажется, никто, кроме Кейт, этого не заметил.
– Да, я плыву вместе с Кайросом на время.
– Тогда решено, – загорелась Пэм. – Хотя бы посмотрим на подтянутых парней. Мне это не повредит, секса хочется ужасно.
Патрик тут же заткнул уши и начал громко напевать несуществующую мелодию, время от времени повторяя: «Я ничего не слышу, я ничего не слышу».
Уэльс закатила глаза на ребячество брата, а Патрик рассмеялся и в итоге вскочил с дивана:
– Я в душ. Любителям лягушатника добрых снов желать не буду.
– Мы обойдемся, – парировала Пэм.
– Ты идешь, брат? – обернулся на Нейта Патрик.
– Посижу еще пять минут, – чрезмерно тихо ответил Эшер.
– Ты какой-то красный. Заболел, что ли?
– Нет, – сказал Нейт и для верности помотал головой: – Все отлично.
Только ничего не было отлично. Лицо Эшера и правда покрылось румянцем, а края ушей вообще стали практически бордовыми. Что его смутило? Он не хотел, чтобы за него болели?
* * *
Директор Диккенс гордился этим местом, что, по правде говоря, было неудивительно. До Кейт доходили разные слухи по поводу цены бассейна в Винтерсбруке, и, согласно одному из таких предположений, та достигала нескольких миллионов евро. Конечно, для родителей, чьи дети плавали в этом восьмом чуде света, подобные суммы были не более чем каплей в море, но согласитесь, когда у вас в месяц на семью в лучшем случае есть несколько тысяч евро, суммы с шестью нулями автоматически вызывают испуганный трепет.
– Не понимаю, почему мы не ходили сюда раньше! Тут просто отпадно!
Пэм довольно нагло пробиралась среди уже сидящих на местах студентов, игнорируя их недовольные взгляды. Ей нужно было добраться до самой середины трибун, чтобы наблюдать за пловцами с лучшей точки. Вряд ли Пэм будет горячо болеть за Нейта, но Кейт не стала спорить, потому что обещала Кайросу быть здесь. Если они будут сидеть на таких заметных местах, он точно убедится в том, что она выполнила его просьбу.
«Люди из южного Лондона тоже умеют держать слово. Выкусите, мистер Блэквуд».
– Боже мой, я будто на настоящей Олимпиаде! Класс!
После очередной восторженной реплики Пэм оттолкнула куда-то в сторону студента-младшекурсника и тем самым выбила для них два сиденья.
Кейт приходились не по душе ее методы, но Уэльс правда была не так ужасна, как любила себя показывать. Когда они только познакомились, Пэм, в отличие от других сокурсников, не пыталась ее откровенно высмеять. Уэльс была интересна жизнь простого смертного, она расспрашивала Рейнхарт о родителях, об их стоматологической карьере. В Пэм всегда играло детское любопытство, сколько Кейт ее знала. Но что самое важное, она никогда не пользовалась своими деньгами или именем, чтобы чего-то достичь. Ее наглость была вызвана исключительно заботой, да, докучающей, да, по которой плакали сеансы с психологом, но забота – это не плохое чувство само по себе. Оно исходит от света, а не от тьмы.
Хотите верьте, хотите нет, но даже сейчас Пэм хотела сесть именно здесь, потому что они впервые присутствовали на соревнованиях их друга, и где-то внутри Уэльс отчаянно желала, чтобы Нейт выиграл, чтобы он знал, что они пришли пораньше, заняли лучшие места и ничего не пропустили.
В реальности они опоздали и еле успели к началу, но для Эшера Уэльс по-прежнему оставалась заботливой подругой, и ей было важно только это – и ничего другое.
– Тут правда здорово, – поддержала ее Кейт.
Ее оценка, конечно, была далека от правды. Здесь было шумно, душно и влажно, а за большими окнами в резных рамах виднелось солнце и манящий своей прохладой белый снег.
Бассейн внизу был среднего размера, поэтому на трибунах в пять рядов могли уместиться лишь около двухсот пятидесяти человек. В академии же училось студентов триста, плюс немаленький штат преподавателей. Все это прозрачно намекало на то, что главным спортом в Винтерсбруке по-прежнему оставались лыжи (будь они неладны): во время соревнований в горах трибуны стояли чуть ли не на протяжении всей дистанции, и поверьте, туда влезло бы три таких академии, с оглядкой на родителей всех учеников и их близких друзей.
– Гвен смогла уговорить Диккенса? – спросила у нее Пэм, без перерыва высматривая, не вышел ли кто-нибудь из раздевалки.
– Нет. Девушкам не положено сдавать нормативы по плаванию, только лыжи.
Как бы ей ни пыталась помочь милая Гвен, последнее слово все равно оставалось за трусливым и нерешительным директором.
– Чертов патриархат, – фыркнула Уэльс. – Они могли бы хотя бы попытаться провести опрос. Готова поспорить, что многие студентки захотели бы раз и навсегда отделаться от травмоопасных лыж.
– Нас в академии меньшинство, – вздохнула Кейт. – Я пыталась объяснить ей, что это несправедливо, но никому не хочется искать тренера отдельно для девочек и контролировать их внешний вид в купальниках. Многие наши сокурсницы – принцессы или жены принцев.
– Я бы пришла в бикини в кабинет Диккенса и заставила бы его подписать мне гребаное разрешение.
О, Кейт даже не сомневалась, что так и было бы. Но в отличие от Пэм, она не могла похвастаться развязностью и совершенно не любила рисковать.
– В их словах есть логика с учетом, как сурово к девочкам относятся в обеспеченных семьях. Разве не ты говорила мне, что подругу твоей сестры не смогли выдать замуж, потому что она не была девственницей?
Пэм наконец-то отвлеклась от бассейна и посмотрела на нее.
– В такие моменты я даже счастлива, что родителям на нас плевать, – сурово отчеканила она. – Если захочу, я могу выйти замуж хоть завтра. Родители все равно вспомнят обо мне, только когда я рожу детей.
– А Патрик?
Может, Кейт и не любила риски, но так уж вышло, что то, что нам не нравится, обычно нас преследует.
Смог бы Патрик жениться, на ком захотел, или ему уже выбрали невесту? У него было еще три старших брата, так что империя Уэльсов от его свободы бы никак не пострадала, но в их мире ничего нельзя было гарантировать.
– Отец звонит ему в лучшем случае раз в месяц, – вдруг усмехнулась Пэм. – Забавно, но в