А Наташка, глядя на перемены, произошедшие благодаря Вовочкиной смекалке и гражданской позиции, поняла, что не в «хитростях» счастье, а в честном труде и неравнодушии к людям. А Вовочка, потирая нос, говорил о своей роли в произошедшем: «На то и щука в море, чтобы карась не дремал!» И что жизнь — это не радостная ярмарка, а борьба за светлое будущее.
Пионерский костёр
Первое июня 1984 года выдалось на редкость знойным. В этот день, по школьной традиции, все пионеры Вовочкиной школы отправлялись в поход. С утра пораньше забитые под завязку трамваи изрыгали галдящих детей на пыльную окраину. Оттуда, сомкнув ряды, цветастая колонна пересчитанных пионеров двинулась с асфальта на просёлочную дорогу, ведущую к лесному массиву, где из года в год проводились такие мероприятия. Пройти надо было всего пару километров, но, не имея туристического опыта, третьеклассникам было труднее, чем остальным.
В воздухе висела пыль, и солнце уже собиралось опалить землю, вырвавшись из рассветной дымки, лишая надежды на прохладу. Вовочка маршировал под бунтарские строки Маяковского: «Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй!», которые ритмично раз за разом проносились в его непокорной голове.
Сборы в поход не были суетливыми. Главный атрибут — рюкзак — Вовочка выпросил у дяди Пети, который когда-то работал в геологической экспедиции. Он же помог подогнать заплечный мешок под габариты юного туриста. Его жена, тётя Клава, подозрительно посмотрела на юного соседа и проворчала:
— Вернуть не забудь.
В утробе брезентового монстра заранее расположились припасы: две банки кильки в томате, картонная коробка ванильных сухарей, спичечный коробок с солью, жестяная чайная коробочка с кусковым сахаром. Накануне вечером к этому скромному пайку добавились завёрнутые в газету кило картошки, две луковицы и морковка, отдельно завёрнутая полбуханки чёрного хлеба и, конечно же, кусок сала, обсыпанного солью! Сало — это не просто кусок жира, это — залог выносливости и оптимизма в любом походе! Мариванна объяснила, что ребятам придётся самим готовить еду, и распределила между ребятами, кто чего принесёт из продуктов для всех. Но сало было взято по горячему одобрению «кухонного совета». Ещё у Вовочки в рюкзаке лежали: верный блокнот с карандашами, морской компас, который он когда-то забрал у городской бабушки, папин нож-складень с пластиковой ручкой, дядь Колин самозарядный фонарик «Жучок», свёрнутое в тугой рулончик вафельное полотенце, ну и, конечно, походная утварь — алюминиевые мисочка, кружка и ложка, звенящие при каждом шаге. Напоследок дядя Петя дал ему «на прокат» слегка помятую армейскую литровую фляжку для питьевой воды.
Одежда была приготовлена самая простая. Мама, собирая вещи, приговаривала: брезентовые кеды, с небольшой дыркой на носке — «обувь пролетариата, неубиваемая зараза!», выцветшая рубашка в клетку — «скромно, но со вкусом!», видавшие виды самосшитые спортивные штаны — «в них и в бой, и на парад!». Мама старалась, чтобы сын выглядел достойно, хотя и понимала, что внешность обманчива, и главное — не то, что надето на человеке, а то, что у него в голове.
Поляна встретила пионеров буйством красок: жёлтые лютики, какие-то розовые и сиреневые цветочки пробивались сквозь изумрудную траву, кое-где уже выглядывали ромашки, а воздух пах хвоей и земляникой. Вовочка не стремился выделяться и участвовать во всех конкурсах подряд, но посматривал, как поддаются на провокацию другие.
Спортивные конкурсы казались фарсом, бессмысленной тратой времени. Зачем, очутившись на лоне природы, повторять унылую рутину школьных уроков физкультуры? Рассмешили прыжки в мешках — хоть что-то новенькое. Эстафета бега с закрытыми глазами тоже показалась представлением. Но он ожидал чего-то большего, что затронет струны души. Наблюдал за пыхтящими от усердия одноклассниками и знакомыми из других классов почти с презрением, достойным булгаковского Воланда. «Люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было…» — шептал он, стараясь заглушить пионерские речёвки.
Конкурс самодеятельности Вовочка встретил с некоторой надеждой. Но и тут его ждало разочарование. Песни о Ленине и партии на лесной поляне звучали фальшиво. Он сам, не сдержавшись, вышел на «сцену» — площадку со снятым дёрном, сравнительно ровно разложенным по краям подобия амфитеатра, и с пафосом продекламировал: «Я волком бы выгрыз бюрократизм!» — отчего старшая пионервожатая, Светлана Ивановна, скорчила недовольную рожицу. И чего она ожидала?
А вот к конкурсу кулинаров Вовочка подошёл со всей серьёзностью. Опыт коммунальной кухни научил его не бояться трудностей. Пока другие пионеры с натугой чистили картошку, срезая толстые куски кожуры, он папиным складнем аккуратно обработал килограмма два клубней (больше всех), оставив минимум отходов. Он бы не отказался приготовить какой-нибудь суп-пюре из корнеплодов и зелени или макароны с тушёнкой и жареным луком, но приготовление пищи было вотчиной старших пионеров. Скука смертная!
Во время игры в «Зарницу», где даже дедушкин компас не пригодился, когда все были заняты поисками «секретного пакета», Вовочка, улучив момент, исподтишка подкрался к пионервожатой и шепнул ей на ухо: «Почём опиум для народа, Светлана Ивановна?» — и скрылся в зелёном лабиринте ближайших кустарников.
После вполне вкусного обеда, у высокого костра, Вовочка сидел отдельно от всех и что-то строчил в своём блокноте. Пламя пожирало сухие ветки, добавляло жара в и без того горячий воздух, а пионеры громкими голосами вели словно заученные разговоры о светлом будущем — всё это казалось ему приторным сиропом, заливающим гниль. Он смотрел на костёр, на его пляшущие языки, и понимал, что в этом пламени сгорает что-то важное, что-то настоящее, отброшенное и забытое ради ложных идеалов. Лучше бы пели весёлые походные песни!
Призывать к браваде и фальшивому веселью он не стал, но приблизился к сидящим в кругу ребятам, привлекая к себе внимание помахиванием руками и, после образовавшейся тишины, с видом ангелочка громко прочитал только что сочинённый стих:
— Товарищи, взгляните на костёр!
Он ярок, как мечта, что правит нами.
Он символ дружбы нерушимой с давних пор
Тем крепче, чем неистовее пламя.
Так было раньше, а сейчас что стало?
Хоть кто-то скажет, что он чист и прост?
Ведь дым его — удушлив и печален,
Подобен на враньё, что сыплется из уст!
Ребята застыли в недоумении. Кому-то ведь и весело было. Вожатая, словно ужаленная змея, зашипела:
— Владимир, это что ещё за крамола?!
Вовочка, сохраняя невозмутимое лицо, посмотрел на неё:
— Простите, Светлана Ивановна, но разве Маяковский не говорил: «Я знаю — город будет, я знаю — саду цвесть, когда такие люди в стране советской есть!»? Вот я и стараюсь