— Пусть и лачуга, зато свой дом без арендной платы, можно заработать в три раза больше, чем тут, да где еще найдешь такую работу? — продолжил начатый разговор мужчина, мать, подавшись к нему всем телом, кивала.
— Я ведь не знаю, когда его отец выйдет… Если вы нас зарегистрируете, мы все сможем!
Мужчина глянул на Пучеглазого, который не отрываясь смотрел на него, сжав кулаки, и спросил:
— Тебе сколько лет?
Пучеглазый не разжал губ — не мог же он в присутствии матери сказать, что ему шестнадцать, и мать ответила за него:
— Ему четырнадцать.
Мужчина удивленно раскрыл рот, как будто услышал что-то невообразимое.
— Быть не может, такой здоровый, и всего четырнадцать? Если тебя спросят, отвечай, что тебе шестнадцать.
Пучеглазый пробормотал немного застенчиво, несмотря на бурю, бушующую в его душе:
— Всем моим друзьям по шестнадцать…
— Хорошо, хорошо. Получается, окончил среднюю школу. Так или иначе, ты официально зарегистрируешься и будешь работать в первой линии, он во второй линии будет заниматься сортировкой, тогда вы вдвоем заработаете еще больше.
Вернувшись домой, мать была так возбуждена, что ночью не смогла сомкнуть глаз.
Наконец их попросили освободить комнату, и, несмотря на то что проблем у них прибавилось, это было к лучшему. Появилась работа, будет дом — можно было перевести дух.
Отец и мать Пучеглазого выросли в одном приюте. Отец первый сбежал, шатался по городу и подрабатывал то там, то сям. В конце концов он стал главным по сбору старья в одном маленьком районе. Тогда он вернулся за матерью. К тому времени она уже выросла и жила в приюте, присматривая за малышами до шести лет. Среди вещей, которые собирали для старьевщика, нередко попадались и совсем целые — часто так сбывали краденое, поэтому многие работяги прибегали к воровству. Их вызывали на допрос в полицейский участок, на территории которого увеличилось количество краж, одному как-то крепко попало, приказали повесить. Отсидевшие матерели и уже без зазрения совести залезали в большие дома и выносили оттуда предметы из меди и алюминия, которые можно было легко сбыть. Блуждая в поисках старья в жилых кварталах, они примечали пустые дома, потом обчищали их.
Отец пропал без вести в тот год, когда Пучеглазый бросил школу. Вообще, с его исчезновением условия жизни так ухудшились, что продолжать учиться было невозможно. С отцом такое случалось и раньше, поэтому мальчик с матерью ждали его почти две недели, полагая, что его снова закрыли. Обычно в таких случаях родных вызывали в участок и сообщали, где его держат, но в этот раз не было никаких вестей, только один молодой парень, который работал с отцом, шепнул матери, что отца направили в какой-то образовательный центр. Прошел слух, что новый генерал, захвативший власть, заявил, что очистит общество от всех этих гангстеров, зеков, хулиганов и просто раста-туированных раздолбаев, вносящих смуту в размеренную жизнь обычных граждан, и прикажет, вне зависимости от возраста, ловить и отправлять их всех в образовательные учреждения, где из них будут делать новых людей. Много людей исчезло. Про них говорили, будто они проходят реабилитационное обучение на территории войсковой части района. Не сказать, что раньше семья Пучеглазого жила шикарно, но голодать не голодали, а теперь, чтобы поесть три раза в день, им с матерью приходилось крутиться без устали. Когда он еще ходил в школу, ребята из многоквартирных домов дразнили его отбросом, бомжом и бандитом, а он с веселой злостью колотил обидчиков руками и ногами.
— Времени нет. Выходите скорее.
Водитель поторопил пассажиров, открыв дверь. Люди стали скатываться с горы мусора, передавая друг другу узлы со своими пожитками. У Пучеглазого с матерью был с собой тюк с вещами, корзина с хозяйственными принадлежностями и пластиковый пакет. Водитель завел мотор, газанул так, что копоть из выхлопной трубы столбом поднялась вверх, и уехал. Как только все вылезли, из темноты появились инопланетяне. На них были сапоги, бейсболки и строительные каски с отражающими зеркалами на лбу, как у шахтеров. На руках толстые резиновые перчатки, на лицах огромные маски. Один из пришельцев подошел к мальчику с матерью и снял маску, но они все равно не смогли его узнать.
— Да я это, я. Пошли туда.
Услышав этот голос, мать схватила Пучеглазого за руку. Барон Асюра с легкостью взвалил на плечо их тюк, схватил пакет, и женщина с мальчиком поспешили за ним, неся вдвоем корзину. Вдали поблескивали огни грузовика, который взбирался на свалку, ревя и поднимая клубы пыли.
Подойдя поближе, путники поняли, что мерцающие огнями домики, которые они видели раньше, оказались трущобами разной формы. Там были и палатки, и обтянутые полиэтиленом понатыканные как попало деревянные доски, и жилища, построенные из разных вывесок и картонных коробок. Эти лачуги стояли очень близко друг к другу, так что между ними едва мог протиснуться человек, а вдоль них шла узенькая дорожка. В полиэтиленовых окошках поблескивал свет — значит, там жили люди. К длинным рядам примыкали пустые участки земли. Там горели костры, вокруг которых сгрудились мужчины и что-то варили, жарили и пили сочжу и макколи 2. Барон Асюра представил им мать Пучеглазого.
— Она мне как сестра. Официально зарегистрирована, так что считайте ее частью семьи.
— А что, одной рукой стало больше.
Они даже не посмотрели на стоящего позади Пучеглазого, а угрюмый мужчина, раздувавший огонь в жестяной бочке, пробурчал, что, мол, Асюра мог бы хоть проверить, есть ли у нее печать, подтверждающая, что она обладает достаточной силой для этой работы.
— Да, но ведь в нашем секторе уже зарегистрировано официально сорок пять человек.
— Шеф, в последнее время в нашем секторе попадается все меньше ценного, тревожно как-то.
— Во всяком деле бывают черные и белые полосы. Ну-ка, кто нам поможет? Я угощаю сочжу!
— Лачуга, где жил старик Миджан, вроде пустая…
— Да когда это было, уже четыре дня прошло. Я недавно проходил мимо, там все, чем можно поживиться, уже растащили.
Пучеглазый с матерью проследовали за тремя мужчинами в лачугу. Там остался только пол. Линолеум кто-то отодрал, и там лежали только намокшие куски гофрированного картона. Один из мужчин, шедших за бароном Асюрой, сказал, подняв с пола кусок картона:
— Э-э-эй, да тут один пенопласт остался.
— Здесь ничего