— Не знаю, — подала плечами «сестра». — Но в те места большая часть армии ушла… И, как говорят, резня была дикая… А дальше что у вас было?
— Дальше? — приостановив воспроизведение, усмехнулась Тоня. — Да всякое было… Сначала-то пистолеты коммунистам с комсомольцами выдавали. Ну и остальным тоже разрешали зарегистрировать имевшееся на руках «нелегальное» оружие. И по закону об Особом положении они не просто имели право, а обязаны были применять оружие для, как было написано, «самообороны, защиты жизни, здоровья и личного достоинства советских граждан или предотвращения хищения, порчи или уничтожения социалистической собственности». И отказ от применения оружия трактовался как неоказание помощи.
— А если его у меня не было с собой?
— Твои проблемы! Неимение при себе личного огнестрельного оружия не освобождает тебя от твоих обязанностей. Значит, надейся только на свою физическую силу или подручные средства. Хоть вон… машиной дави!
— Понятно… Но это в Долгую зиму, а потом?
— А потом появился закон «О вооруженном народе»… Сослались в нем, разумеется, на товарища Ленина, в те годы это практически обязательно было. Как там написано-то в статье было? «Как верно заметил товарищ Ленин, только вооруженный народ может быть действительным оплотом народной свободы. И Долгая зима еще раз доказала нам историческую роль вооруженного пролетариата…» Остального не помню, но там еще есть что-то про то, что вооруженный советский народ — верный защитник дела Революции и непримиримый борец с антисоветскими элементами… Так вот, этот закон окончательно закрепил то, что по факту и так было введено.
Ну да, попробуй тут не ввести… Когда на руках огромное количество «стволов» — отыграть назад уже не получится. Правда, одно время были и другие «чудачества»… Как, например, в начале восьмидесятых вдруг ввели разделение оружия на боевое и мелкокалиберное «гражданское оружие самообороны». И если последнее свободно приобреталось почти любым психически здоровым желающим, лишь бы не было судимости или «сидельцев» среди близких родственников, то на первое наложили ограничения, часть из которых сохранялась и до сих пор. Тут и то самое обязательство применять оружие для «самообороны, защиты жизни, здоровья и личного достоинства советских граждан или предотвращения хищения, порчи или уничтожения социалистической собственности». Тут и обязанность участвовать в ДНД — составлялся даже график дежурств по праздникам. И хотя, по факту, обычно дежурство выпадало раз в полгода, но нравилось это далеко не всем. Но самой чушью было существовавшее одно время обязательство сдавать стреляные гильзы… Даже, помнится, дед давал ей прочитать статью 1981 года в газете, с которой все это и началось. «Пистолеты — не конфеты!» Так она называлась… «В последние годы советской милицией отмечается рост числа несчастных случаев в результате неосторожного обращения с боеприпасами к боевому огнестрельному оружию детьми и подростками в результате несоблюдения правил хранения патронов их владельцами. Так, например, за январь-март этого года всего отмечено»… И так далее. Целая «простыня» с перечнем случаев и их последствиями — кто погиб, кто покалечился, кто отделался «легким испугом». Все это, дескать, требует усиления бдительности и повышения сознательности к вопросу хранению оружия и боеприпасов к нему, в связи с чем вводится требование по обязательной сдаче стреляных гильз при приобретении новых патронов — и штраф либо, при повторении данного нарушения, общественные работы сроком до сорока часов… А дальше, как рассказывал дед, начался форменный идиотизм!
— Пристрелишь бандита — получишь благодарность, пристрелишь бешеного пса — бегай доказывай, что потерял гильзу, отстреливаясь от него! — так комментировал как-то происходившее в те годы дед.
Откровенно говоря, новый закон исполнялся абы бы как… Где-то, в служебном рвении, начинали придираться даже к потерянными патронам от мелкокалиберного оружия. Хотя к нему-то новое требование и не относилось. А где-то, не глядя, подписывали объяснительные в стиле «потерял гильзу, отстреливаясь от бешеной собаки». Практика оказалась самой что ни на есть разной, но, опасаясь попасть под «горячую руку», народ стал отдавать предпочтение револьверам, что породило целую кучу едких статей от журналистов… «Новая ковбойщина», «влияние американских беженцев» и даже «ностальгия по Дикому Западу», чего только нельзя было вычитать в газетах тех лет! Доходило и до того, что коммунисту или комсомольцу могли влепить выговор за приобретение револьвера — у нас тут, дескать, не Дикий Запад какой, а социалистический Советский Союз!
Правда, уже через пару лет постепенно все сошлось к формальным отпискам, когда люди писали практически стандартную отписку в стиле, что, дескать, защищался от бешеной собаки, волка, кабана и так далее, а их, не глядя, подписывали… Но риск «попасть под горячую руку» один фиг оставался, а потому сохранялась и «мода» на револьверы. И лишь в 1988 году, под предлогом «выросшей общественной сознательности», обязательство сдавать стреляные гильзы отменили — и владельцы боевых пистолетов вздохнули с облегченьем.
— И что надо для того, чтобы приобрести оружие сейчас? — поинтересовалась
— Три вещи… Гражданство СССР или иной социалистической страны. Или хотя бы три месяца прожить в Союзе по «Временному удостоверению личности». Справка от психиатра. Ну и справка из МГБ об отсутствие судимости и близких родственников-уголовников. Ну и, заодно, что ты не числишься в разработке по какому-нибудь делу…
— А членство в партии?
— Не обязательно… Но поскольку при приеме в партию твою биографию изучат не меньше, чем при приобретении оружия, то повторно никакие запросы посылать не надо. Достаточно предъявить партийный или комсомольский билет.
— И у тебя тоже есть пистолет?
— Конечно. Я же комсомолка… Даже два. «Вальтер П5» и еще «Наган» бабушки Вики дома в несгораемом шкафу лежит. Она его мне когда незадолго до смерти отдавала, сказала, что он ей пару раз жизнь спас. Так что храни, говорит, его — не понадобится самой, так сыну будущему передашь…
— Пару раз, — грустно усмехнулась «сестра». — Мне бабушка Вика