Это относительно счастливое время закончилось, когда мы переехали в другой, ненавистный мне дом. Мне тогда было двенадцать лет. Возможно, в период перехода к юности я в любом случае чувствовала бы себя несчастной, но я всегда связывала это состояние со старым, осыпающимся, сырым домом, который стал нашим жилищем и, как казалось, вторгся в мою внутреннюю жизнь.
В последующие два года мои отношения с родителями стремительно рушились — как, впрочем, и их собственные отношения. Я до сих пор помню фрагмент сна, предвещавшего эти перемены. Моя любимая кукла Мери вдруг, во сне, стала вести себя со мной очень жестоко и подло. Я ненавидела и боялась ее. Когда я проснулась, я не могла даже смотреть на эту куклу, не говоря уже о том, чтобы играть с ней с прежним удовольствием. Я забросила ее и вскоре отправила на чердак. В конце концов, испытывая отвращение к ее треснутому лицу и скрипящим конечностям, я выбросила ее совсем. Разумеется, тогда я не думала, что Мери воплощала для меня мать, мою мать, и чувство враждебности к ней, которое в то время нарастало внутри меня. Я также не знала, что нельзя победить страх, избегая его, и что как наяву, так и во сне единственный способ победить страх — это встретиться с ним лицом к лицу и трансформировать его. В последующие несколько лет у меня было множество страхов, от которых я безуспешно пыталась убежать — до тех пор, пока радость и волшебство крылатых марионеток-фей не вернулись ко мне, принеся чувство уверенности в себе, отчасти развившееся в моей сновидческой жизни.
Более того, в неразумный период отрочества, когда после развода моих родителей я трудилась над очисткой этого обветшалого дома, я позволила себе вместе с ящиками, содержавшими ненужные вещи, выбросить большую картонную коробку с марионетками моего отца. По какому-то наитию в последнюю минуту я вытащила трех первых попавшихся (лежавших сверху) кукол — на память. Сейчас они сидят на моем книжном шкафу — клоун Коко, по-прежнему улыбающийся, прислонился к обтрепавшейся Шахерезаде (удивительный символ отношений моих родителей!), а видавший виды Бык Фердинанд распростерся у их ног. Тогда я не могла предвидеть, как отчаянно буду жалеть, что уже не имею всех тех танцующих кукол. Я не понимала, что память о моем отце, умершем несколько лет спустя, будет витать вокруг их раскрашенных лиц, в которых, как в зеркалах, отразилась жизнь нашей семьи. Я не могу «отменить» тот свой поступок, не могу вернуть утраченную коробку моего детства, но память о ней неистребима. В моих снах куклы танцуют по-прежнему, сияет улыбка отца, и я снова переживаю радость своего детства.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Самый внешний край Мандалы сновидений
КАЖДЫЙ ИЗ НАС должен найти способ «управлять рулем» своей жизни — как нашла его я в сновидении «Большой руль». Ведь мы все вовлечены в большое приключение. Каждый по-своему, мы боремся, чтобы найти себя: чтобы узнать, кто мы такие и в чем состоит смысл нашей жизни.
Мой путь обретения себя начался с обыкновенных снов. Мне часто снились одни и те же кошмары: я проваливалась в бездну, спасалась бегством от свирепых существ. Но меня также забавляли фантастические картины, которые в моих сновидениях складывались из обрывков бодрствующей жизни: я разговаривала с феями, играла с великанами. Поскольку моя мама интересовалась сновидениями и часто за обедом обсуждала прочитанные работы Фрейда и Юнга, мне стало любопытно узнать, не содержатся ли и в моих снах важные сведения о моей личности. Мои сны всегда были очень яркими, и меня интриговала мысль, что хаотические образы сновидений являли собой послания ко мне самой. В возрасте четырнадцати лет я начала записывать свои сны — на листах бумаги из школьных тетрадок, на обратной стороне письма от подруги. Я записывала их на чем угодно и потом размышляла над их символическим значением. Это давало мне ощущение удовлетворения, даже когда сны бывали страшными, — потому, что в результате такой работы я понимала, что я чувствую на более глубоком уровне. Но я никогда не подозревала, что сновидения станут главным интересом всей моей жизни.
Все последующие двадцать девять лет я постоянно записывала свои сновидения. Несмотря на множество жизненных перемен — первое замужество, рождение ребенка, защиту докторской диссертации по клинической психологии, развод, второй брак, проживание за границей, многочисленные путешествия — мне всегда удавалось найти время, чтобы записать мой последний сон и потом просмотреть эту запись. Работа со сновидениями так сильно поддерживала и вдохновляла меня, что я просто не могла от нее отказаться.
Случайно я услышала о сеноях — первобытном племени из Малайзии, которое обучает своих детей тому, как смотреть сны. Я отнеслась к услышанному с недоверием и любопытством. Как большинству западных людей, мне никогда не приходило в голову, что к сновидению можно подготовиться. Я ведь привыкла работать со сновидениями после того, как видела их, а не до того. Я начала изучать сеноев, смогла к ним ненадолго съездить и поговорила с исследователями, которые жили среди них. Экспериментируя с методами сеноев, я нашла их поразительно эффективными. Благодаря им я смогла встретиться лицом к лицу с чудовищами из моих сновидений — вместо того, чтобы бежать от них. По мере того как я училась противостоять своим врагам в сновидениях и побеждать их, менялся не только мой ночной сон — я стала чувствовать большую уверенность в себе и в бодрствующем состоянии.
Мне стало интересно, управляют ли другие люди своими сновидениями, и я начала изучать роль снов в различных культурах. Результаты моих исследований я изложила в книге «Творческое сновидение» [24]. Я обучала сенойским техникам моих студентов в Калифорнийском государственном университете, Сонома, а позднее — слушателей курсов при Калифорнийском университете. В результате сны студентов и их жизни стали меняться — точно так же, как мои собственные. Оказалось, что действительно возможно подготовиться к своим сновидениям и стать