Райан подходит и берет Софи за руку.
– Давай искупаемся. Пойдем поглубже.
Софи визжит каждый раз, когда ее ударяет волна. Элла тянет маму за рукав, просится на руки. Киара снова усаживает ее на бедро. Гидрокостюм особенно не греет. У Эллы зуб на зуб не попадает.
– Холодно, мам.
– Миленькая, все будет хорошо. Разве тебе не весело? Хочешь, попрыгаем на волны?
Она смотрит на Райана. Сколько им еще терпеть?
В месте для погружения под воду возле башни Мартелло собралась компания. Готовятся нырять. Пловцы стоят, прислонившись к камням, кутаются в полотенца и куртки. Если кто-то сейчас бросит взгляд на Киару, Райана и их дочерей, что они увидят? Счастливую семью? На горизонте остров Скерриз напоминает спящего великана с уютным пивным пузом, торчащим из-под воды. Киара хочет показать его Элле, чтобы вместе посмеяться, но сейчас совсем не время для историй.
– Я вся заледенела! Слишком, слишком холодно! – Софи подбегает, разбрызгивая капли воды, и худенькими ручками обнимает Киару за талию. – Можно выйти на берег, мам? Я хочу на берег ПРЯМО СЕЙЧАС!
Райан зачерпывает воду ладонями, поливает себе плечи. Он смотрит на жену пристально, с презрением.
– Им просто нужно привыкнуть.
– Они замерзли, Райан. – Ей противен собственный голос, в котором слышится мольба. – Вода для них слишком холодная. Думаю, им лучше одеться.
– Ладно.
– Извини, я просто не хочу, чтобы они…
– Ладно, я же сказал.
Он отворачивается от Киары и бросается в воду. Разрезая волны сильными руками, он уплывает прочь.
Ощущение, что хочет достичь горизонта. А то и самой Гренландии.
Стоп. Нельзя так думать. Господи.
Девчонки бегут по пляжу, Элла завывает: «Холядно, холядно, холядно!» Киара по очереди стягивает с них костюмы и укутывает в банные полотенца, которые утром сунула в сумку. Софи громко плачет, когда мама растирает ее досуха. Киара сама внезапно превращается в четырехлетнюю девочку, сидящую на пляже Каслрок во время летних поездок домой, в Дерри, и мама растирает жестким полотенцем ее кожу, всю в мурашках и песке.
– Может быть, что-нибудь съедим?
Голос Райана застает ее врасплох. Киара не заметила, как он вышел из моря. Вечная его привычка: неслышно появиться и напугать. Он обращается к Софи, и та стеснительно прячет голову у мамы на груди.
И вот опять тот самый голос в ее голове. Разве ты не получила то, чего хотела? То, о чем в глубине души мечтала? Замечательный домик в Ирландии. Две дочери. Вьющиеся от соленого ветра волосы, гидрокостюмчики с Минни-Маус и оборками на попе. Райан, верный, трудолюбивый муж. Мужчина, на которого засматриваются другие женщины, когда он качает детей на качелях, или делает заказ в ресторане, или просто стоит, как сейчас, с голым торсом и сушит полотенцем волосы. И все-таки даже в такой ясный денек, пронизанный криками чаек, в груди у Киары копится тяжесть. Чувство, похожее на то, что возникает перед грозой.
Горки, качели-балансиры и обычные качели, заржавевшие от близости моря. Холодный ветер стих, и предвечернее солнце немного прогрело воздух. В бухте Скерриз праздничная атмосфера, вдоль берега моря прогуливаются парочки и семьи с детьми. Мальчишка запустил над гаванью воздушного змея-дракона, мужчина с помощью дрона снимает на видео своих детей. Уже в процессе он замечает, что дети бросают в змея камни, пытаясь его сбить.
– Я же говорил вам. Специально просил этого не делать, – наставляет он.
В кафе-мороженом «Буря в стакане воды» Киара заказывает по рожку для девочек и Райана.
– А ты что, ничего не будешь? – спрашивает Райан, не глядя на нее.
– Откушу немного у девчонок, – отвечает она. – Я не очень голодная.
И вот уже у Эллы липкая ванильная борода. Малиновый сироп сочится у Софи между пальцами. Киара вытирает детские подбородки салфетками, но так только хуже, тонкая бумага обрывками липнет к коже.
– Эй, дайте-ка маме попробовать.
Она откусывает у Эллы, надеясь избавиться от мороженого быстрее, чем то окончательно растает. От сладости крутит живот. Она чувствует, как Райан внимательно смотрит на нее.
– Боже мой. На кого они теперь похожи. Мороженое, как обычно, не лучшая идея, да?
Райан молчит.
Вот опять. Очередное его молчание.
Глубоко в голове зарождается боль. По телу разливается жуткое чувство, что она в западне. Что навсегда застряла в этом безоблачном дне. Она невидимка, она движется сквозь толпу людей, незаметная ни одной живой душе. Другие женщины радостно следят за детьми, держат за руки родителей, гуляют с друзьями, общаются. Ее маленькая семья в своем воскресном праздношатании идеально встраивается в общую картинку, так почему же ее снова мучают мрачные мысли?
Прошло два года, как она вернулась к Райану. Пара месяцев с тех пор, как, поддавшись неясному слепому инстинкту, спрятала деньги, выделенные на детские гидрокостюмы, в сумку для подгузников. Ярко вспыхнувшее чувство вины, словно она пятно на этом идеальном выходном, пятно, омрачающее радостный момент. Она вспоминает картину времен Первой мировой войны, которую однажды видела в галерее Тейт во время школьной поездки в Ливерпуль. Там изображены люди на карусели. Издалека они кажутся счастливыми. Но, если присмотреться, становится понятно, что все эти люди кричат от ужаса [1].
Обратный путь домой в Гласневин занимает полчаса. Каждый раз, тормозя на светофоре, Киара бросает взгляд на мужа. Он что-то просматривает на экране смартфона, хмурится, спину держит прямо и ведет себя отстраненно, как человек, не знающий греха. Как святой Петр, думает она, стоящий на клубке змей. Она понятия ни о чем таком не имела, пока не встретила Райана. Теперь же может похвастаться впечатляющим знанием Евангелий и Ветхого Завета. Особенно фрагментов про адское пламя и про женщин, не почитающих мужей своих.
Попытки завести разговор проваливаются одна за одной. Киара ощущает себя неопытной радиоведущей, у которой иссякли все идеи и она вынуждена что-то лепетать в никому не интересном ночном эфире.
Вечереет, она едет обратно в город – и все сжимается внутри. Она мрачнеет и блекнет, двигаясь в автомобиле по Клонтарф-Роуд, а впереди раскидывается Дублин, город, схвативший залив в тиски, словно клешня краба. Дальше впереди гора Шугарлоуф, шляпа волшебника, скошенная на один бок. Промельк труб-близнецов Пулбег в красно-белую полоску, как рождественские леденцы.
– Хороший вышел день, да? – снова заговаривает