Возраст. Рост. Вес. Все как обычно.
– Вы испытываете страх по отношению к собственному мужу?
Молодая врач печатает не останавливаясь, как будто задала самый банальный вопрос в мире.
Почему она это спросила? По спине Киары ползет неуютный холодок, она меняет положение на стуле. Можно ли что-то понять по ее выражению лица? Усталость, настороженность, стресс? Неужели так видно?
– Прошу прощения, – продолжает врач. – Это стандартный вопрос. Мы его всем задаем. По статистике, случаи домашнего насилия учащаются во время беременности.
– В прошлые разы меня об этом не спрашивали.
– Может быть, нововведение. Новая система учета.
Врач устало улыбается одними уголками губ, пальцы застыли над клавиатурой, готовятся печатать.
Что случится, если она скажет «да»? Что за этим последует?
Горло сжимается от одной мысли.
– Нет, – отвечает наконец Киара, нервно смеясь и положив руку на живот. Спроси еще раз. Она смотрит на женщину, ее аккуратно причесанные волосы, расслабленный рот. Ну же. Спросите еще раз. Посмотрите, что я отвечу. Спросите, спросите же.
– Ложитесь на кушетку, пожалуйста, – говорит врач.
Холодный прозрачный гель на коже. Когда датчик прислоняется к животу, по телу Киары пробегает страх. Когда она впервые делала такое УЗИ, ей едва исполнилось двадцать четыре, она жила в Барселоне и встречалась с юным каталонцем, жившим по соседству. Тогда она ничего не знала о детях, не знала графика посещений врача и чего от них ожидать, но во время УЗИ в двенадцать недель она увидела на экране пустоту. Черное пространство матки. Ее полное одиночество.
– Замершая беременность, – позже расшифровал врач. Мама ее бойфренда, которая жила в Сан-Себастьяне, уже подарила ей крошечный белый кардиганчик, связанный своими руками. Даже после расставания с тем парнем Киара много лет возила с собой в чемодане эту вещицу с аккуратно сложенными вязаными рукавами, зажатую между другими вещами. Такое случается, говорила она себе. Это жизнь. Не всегда все идет так, как было задумано. Двое здоровых детей. Она должна быть благодарна судьбе.
Слезы бегут по щекам, капают на белую бумажную простынку.
Врач смотрит на экран.
– Ну вот, – говорит она. – Вот ваш малыш.
И правда, вот он. На экране над кушеткой белая запятая, то отчетливая, то снова размытая. Крошечная серая фасолина в центре комикс-облачка. Торопливый стук сердца.
– Они умерли, – сообщает Райан первым делом, когда открывает дверь. – Все, кроме одного.
– Мне жаль, – бормочет Киара, сотрясаясь внутри при мысли об этих крошечных тельцах, слепых глазах.
Софи заглядывает в ведро.
– А где остальные?
Прежде чем Райан успевает походя познакомить дочерей с понятием смерти, Киара улыбается и говорит:
– Прекрасные новости! Двое птенчиков улетели к своей мамочке!
К счастью, дети принимают это за чистую монету. Софи говорит, что единственный выживший – это Гонщик. Вороненок теперь стал размером с кулак и покрыт темно-серым пухом, в котором нет ничего общего с перьями. Райан показывает дочери, как нужно его кормить.
– Это легко, – говорит он. – Берем кусочек кошачьего корма, вот так. – Для демонстрации Райан берет пинцет для бровей, который она, должно быть, оставила в доме. – И бросаем прямо ему в клюв.
И снова писк. Если не знать, что в ведре птенец, в жизни не догадаешься. Понял ли этот бедолага, что мама за ним не прилетит? Темно-малиновый ротик открывается невероятно широко. Птенец проглатывает еду и тут же снова открывает клюв в ожидании следующей порции.
Что бы произошло, если бы она оставила Гонщика в лесу за игровой площадкой в Феникс-парке? Стали бы другие вороны носить ему в клювах еду, например вот эти, сидящие на телефонных проводах в Ботаник-клоуз? Скорее всего, нет. Судя по их грозным взглядам и агрессивным позам, они, возможно, убили бы его. Гонщик не может долго держать голову, он падает спиной назад в свое подобие гнезда. Ребенок трепещет у Киары в животе. Медсестра сказала, начало декабря. Малыш на Рождество.
Райан с улыбкой протягивает ей пинцет.
– Не хочешь попробовать?
Он улыбается, кладет руку ей на спину. Он пытается затянуть ее обратно, хочет, чтобы она вернулась. И присматривала за его птенцом, пока он в выходные играет в гольф. Но после ее разговора с Алекс, после сегодняшнего УЗИ что-то внутри нее изменилось.
Пара стрижей пересекают белую полоску вечернего неба за окном. Ронины любимчики. При таком весе тела у них самый широкий размах крыльев среди всех птиц в мире. Каждое лето они прилетают в Ирландию из Южной Африки и во время перелета спят прямо в воздухе.
Рука Райана у нее на затылке. Твердая, теплая, опьяняюще знакомая ладонь. Как легко представить себе, что она прижимается к нему и делает шаг в прошлое, в те далекие дни, когда все казалось таким…
Нет. Встряхнувшись, Киара выходит из транса. В голове громкий неприятный звук. Упавший на пол микрофон. На секунду его рука задерживается у нее на затылке, но быстро опускается.
– Нам пора возвращаться, – говорит она и добавляет после недолгой паузы: – Так больше нельзя, Райан. Дальше я буду оставлять девочек у тебя и возвращаться за ними через оговоренное время.
– То есть ты будешь привозить детей, а сама уезжать?
– Да.
– Несколько раз в неделю?
– Да.
Несколько – это сколько? Она злится на себя, что снова по привычке говорит обтекаемо, задабривая его.
Райан качает головой.
– Что все это значит? Ты вообще понимаешь, что ты делаешь? Я за тебя переживаю, честно.
Она старается сделать так, чтобы голос не дрожал.
– Врач сегодня на приеме задала мне вопрос. Спросила, боюсь ли я тебя. И мой ответ «да», Райан. Мой ответ «да». Ты сейчас добр ко мне только потому, что тебе что-то нужно.
Неужели она это произнесла? Взяла и сказала ему эти слова? Господи Господи Господи, Киара. Ты что, действительно это делаешь?
– В каком смысле?
– Твоя доброта долго не продлится, – говорит она, откладывает пинцет и вытирает ладони о легинсы, а потом распрямляет плечи. – Еще чуть-чуть, и ты снова начнешь меня упрекать и критиковать. Как только я скажу «нет».
На лице Райана ужас.
– Ты что, шутишь? Я тебя так люблю. Я каждую неделю теперь хожу к психотерапевту. И она говорит, тебе нужна помощь. Говорит, это заученное поведение…
– Пойдемте, девочки.
Киара сажает Эллу на бедро, берет Софи за руку и идет к выходу.
В дверях Райан хватает ее за локоть.
– Так, значит, ты этого хочешь? Хочешь суда, определения места жительства детей? Думаешь, мы с тобой останемся друзьями? – Он фыркает, на лице презрительное выражение, от доброты и вежливости не осталось и следа. – Я не буду твоим