Руки трясутся, продолжая сжимать клетчатую салфетку для уборки. «Фейри» с ароматом лимона. Кровь стучит в ушах, оглушительно стучит. Киара стала этим домом. Она – этот перевернутый стул. Разбитая лампочка. Отломанная фарфоровая ручка. Кости и кровь.
Она ждет, смотрит, слушает.
Один. Два. Три. Четыре.
На кухонном полу дрожит лучик света. Тяжелые шаги дают понять, насколько он далеко – или близко.
Эти ночи. Киара знает: все происходит на самом деле. Она ничего не придумывает. Страх – яркий, животный, глубинный. Голубая сердцевина огня.
Самое трудное будет потом. Он не извинится, а если она сама заведет разговор, презрительно оскалится. О чем ты вообще говоришь? И она тут же засомневается: что, если все это только у нее в голове? Наконец скрип ступеней. Хлопает дверь в спальню. Ей внезапно становится холодно. Пронимает дрожь. Киара бросает в раковину жирную тряпку, тянется за голубым худи на спинке стула.
Она включает свет над духовым шкафом. Потрясенная кухня пристально смотрит на нее. Блеск разбитого стекла на серо-коричневой плитке. Она собирает тарелки, ставит на место стул, подметает осколки. Двигается медленно, словно дом сделан изо льда.
2
В понедельник утром Киара подкрадывается босиком к окну в спальне и осторожно отодвигает жалюзи. Джипа нет на месте. Значит, Райан уже уехал на работу. Наверное, паркуется рядом с Сент-Стивенс Грин и идет пешком к Министерству государственных расходов и реформ на Мэррион-сквер. И его не будет дома как минимум до пяти тридцати. Киара ждет волны облегчения, но ничего подобного не происходит. Вместо этого снова и снова возвращаются картины того, что случилось, когда она наконец легла спать. Хватит, шепчет голос у нее в голове. Так нельзя жить, это не по-человечески. С меня хватит. Эта мысль придает Киаре сил, она мгновенно выдвигает ящик прикроватной тумбочки, нашаривает рукой гладкие обложки паспортов…
– Мам? – В дверном проеме в пижамке с единорогами стоит Софи и чешет попу. – Что у нас на завтрак?
Пойманная с поличным, Киара сует паспорта в первую попавшуюся плечевую сумку и натягивает улыбку.
– Как насчет каши?
Разумеется, она не сможет снова уйти, это исключено. Нужно заняться делом, задвинуть подальше эти предательские мысли. Стирка! Сейчас она загрузит стирку. Киара несет на первый этаж корзину с грязным бельем, отделяет белое от цветного, выбирает режим быстрой стирки. Проснулась Элла, зовет ее подойти.
Процесс одевания затягивается, Элла настаивает: «Я сяма!» Когда Киаре удается спустить девочек на кухню, машина почти достирала партию белья. Пока они едят кашу, она вынимает стирку из барабана. Завтракать не хочется, может быть, позже. Тошноты нет, только полное отсутствие аппетита. Глубоко внутри она знает причину. По тому, о чем Киара пишет в сообщениях, ее сестра Шинейд тоже догадалась.
«Когда ты узнаешь наверняка? Сразу мне позвони, ок? Цл-цл»
Киара открывает стеклянную дверь террасы и выходит в утренний сад. Погода сегодня ясная. В развешивании белья есть что-то успокаивающее. Легинсы – за штанины, платья – за подол. Аромат кондиционера для белья, тяжесть влажной одежды возвращают ее в детство, в летние дни в Шеффилде. Она вспоминает, как носилась за Шинейд по небольшой лужайке, подныривала под колышущиеся на ветру квадраты только что постиранных простыней. Хватит. Она развешивает белье, а это слово продолжает звучать в ушах, как тихий шепот, едва различимый в рутинном течении домашних дел. Забудь. Какая глупая идея.
После завтрака Киара отводит дочерей в детский сад. По дороге девочки останавливаются, чтобы поздороваться с кошкой, которую они окрестили Мяули; та петляет у них между ног, а потом кокетливо вспрыгивает на стену. Когда они втроем добираются до «Веселых дней», Мейрид только открывает ворота, приветствуя малышей, которые медленно заходят во двор с рюкзачками на спине. Киара в последний момент выхватывает у Эллы из-под мышки Прыгуна.
– Подожди-ка, крошка. Помнишь, что сказала Мейрид? Прыгуну в садик нельзя. Мама последит за ним.
Элла хмурится, но Софи тянет сестру за рукав, и девочки уходят следом за всеми. Началась вторая Эллина неделя в саду. До сентября она и не должна была сюда ходить, но слишком уж хочет быть во всем похожей на Софи.
Киара идет обратно к дому, садится в свою «Микру» и почему-то сажает Прыгуна в плечевую сумку, что лежит на пассажирском сиденье. Как будто ты сможешь мне чем-то помочь.
Можно было бы пойти в местную аптеку «Хикки Фармаси», но в Гласневине у Райана много знакомых. По закону подлости она точно столкнется с кем-нибудь из его коллег по министерству, соседей или прихожан его церкви. Поэтому она решает ехать в торговый центр «Бланчардстаун», там покупает тест на беременность и ныряет в кабинку туалета.
Две фиолетовые полоски.
Присев на закрытую крышку унитаза, Киара издает гортанный звук, что-то среднее между смехом и рыданием. Прячет лицо в ладонях, закапывается пальцами в волосы и начинает плакать. Потом она отматывает немного тонкой туалетной бумаги, вытирает лицо, высмаркивается и разблокирует телефон.
Шинейд отвечает со второго гудка.
– Две полоски?
Киара молчит.
– Так я и знала. Черт, я знала, что так будет. И маме сказала. Говорю, погоди, скоро сама увидишь, спорим на любые деньги, что Киара снова беременна? Я по твоим сообщениям все поняла. Вечно усталая, от еды воротит.
– Погоди, Шинейд, ты что, сказала маме?
– Да боже мой, Киара. Мама и сама бы все почувствовала. Она же у нас телепатка. А ты где?
– В третьей кабинке справа.
– Черт, Киара. – Сестра вздыхает, и Киара видит в воображении этот образ: Шинейд стоит в медицинском халате, руки в боки. Деловая. Как будто ее младшая сестренка – одна из пациенток педиатрического отделения. – Так, слушай. Все будет хорошо. Ты испытала шок, нужно закинуться сахаром. Бери-ка чашку чего-нибудь теплого, булочку – и потом перезвони.
Чужие инструкции так успокаивают, снимают груз принятия решений. Снова почувствовав твердость в ногах, Киара выходит из туалета в широкое пространство торгового центра. В сумке все это время сидел Прыгун, и она вдруг обнаруживает, что достала его и прижимает к груди. Чтобы немного развеяться, она заходит в книжный «Изонс» и берет с полки новую книжку из серии про Мистера Мэна. Домик мистера Перевертыша – самый перевертышный домик в мире! Потом она пробегается по «Эйч энд Эму», берет пару футболок, но, нахмурившись, кладет обратно. Кого ты пытаешься обмануть?
Она покупает чай и маффин с черникой. Я беременна. Конечно, еще одна девочка. Кажется, ей на роду написано рожать девочек. Есть у Шинейд такая фраза: Те, кто любят поспать, в моей семье